Людей перед гостиницей становилось меньше, и я прошел чуть вперед, за памятник лысому украинскому поэту, ближе к воде. У гранитного парапета набережной стоял Кашин, я узнал его по спине и осторожно потрогал за плечо – «привет!»
– Ну ад же, а? – среагировал он, как будто мы с ним тут с самого утра стоим и уже успели все обсудить; я кивнул – да, конечно, ад. Помолчали.
– А я это, женился, – это Кашин мне сообщил, может быть, через десять минут, когда Белый дом уже совсем полыхал, и флагов на башне уже не было видно, только черный дым.
– И еще кубик собрал, – сказал он еще через сколько-то минут. – Правда, собрал. Все стороны одного цвета – красная там, синяя, зеленая, вообще.
– Без отвертки? – я повернулся к Кашину; смотреть на пожар было уже невыносимо.
– Что?
– Без отвертки, спрашиваю?
– А, да, конечно, – но не покраснеть у него не получилось, и он засмеялся, и мне почему-то захотелось его обнять.
«Москва окружала нас, как лес. Мы пересекли его. Все остальное не имело значения».