Кубинский рассказ XX века

У пули не было ни перьев, ни шерстки. Но в утреннем свете огненные разводы переливались по ее поверхности. Да, в воздухе появилось нечто доселе невиданное. Вот и воробей подлетел поиграть с нею, и они дружески клюнули друг друга. Единственное, чего пуля не могла, — это изменить свой путь. Потом ее весело окружили бабочки, насекомые, колибри. Один колибри присоединился к пуле, и они вместе двинулись вперед, следуя траектории ее полета. Пуля летела долго: вот уже и утро прошло, и наступил день, и день сменился вечером.

Летящая пуля и ждущий ее человек. Его воля к смерти затвердела словно железо. Никто и ничто не сдвинет его с места. Несколько раз прошел дождь, и к ночи похолодало, а человек без сна и без пищи все стоял и ждал конца своих дней.

Однажды утром на дереве появилось гнездо, на котором сидел колибри. Обитатели воздуха бросились искать пулю и нашли, что она далеко продвинулась, стремясь достичь человеческой головы, на которой уже успели отрасти волосы. Судя по времени, протекшему с момента выстрела, и по пройденному пулей расстоянию, до развязки оставалось немного. Человек не испытывал ни малейших колебаний. Он почувствовал было легкое опасение, увидев, как подружились между собой пуля и колибри, но понял, что пулю не остановить, что она выполнит свое предназначение.

«Вот и настал мой последний день», — мелькнула в его голове мысль. Что ж, он готов лицом к лицу встретить смертоносный свинец.

Из своего гнезда, свитого на самой вершине дерева, колибри следил за происходящим.

Теперь пуля жужжала так громко, что сразу было видно, Как велико в ней желание достичь цели.

Вся воля человека сосредоточилась за его лобными костями, напряженно ожидавшими удара.

Это томительное ожидание длилось до наступления ночи. А пока колибри успел несколько раз слетать куда-то и вернуться к гнезду.

С наступлением ночи, когда человека до мозга костей пронизала усталость всех прожитых дней, из гнезда донеслась тихая жалоба. Пуля, взрезая плоть, медленно вошла в человеческую кожу и, пропахав борозду по поверхности кости, устремилась в небо, откуда, набрав полную скорость, прыжками ринулась к гнезду.

Жалобы смолкли, а несколько дней спустя птенцы уже отправились в свой первый полет.

Человек почувствовал себя совсем разбитым. Он резко повернулся и пошел обратно по дороге, ведущей к жизни.

И вот тогда внутри его раздался голос другого, жившего в нем человека, автора того самого рассказа, который вопрошал:

— Чего же стоят все исписанные в мире листки бумаги, если они не способны заселить мечтами землю, чтобы Человеку не приходилось больше, встав, словно камень на дороге, ждать смерти!

Перевела Н. Булгакова.

Имельдо Альварес Гарсиа НЕВЕЗУЧИЙ

Есть подлый род господ весьма спесивых,

Стяжатели такие целиком

И полностью от головы до пяток,

Когтисты и клыкасты…

Хосе Марти

(Из стихотворения «Банкет тиранов»)

[60]

Уже двое суток Фаусто не видел Эунисии и приходил в бешенство от бесконечных приказов Суареса, перевернувшего вверх дном всю адвокатскую контору. Каждый день ему приходилось звонить по телефону и сообщать, что очередной визит, вернее церемониал (ежедневные беседы в гостиной под вечер, затяжные паузы, во время которых они пили чай со льдом из маленьких чашек; заговорщический стук в стеклянную дверь, чтобы не разбудить Эмилио, который в этот час необъяснимым образом вдруг прекращал размахивать своими безумными руками и погружался в тихий, необходимый ему сон), не состоится. От всего этого он должен был отказываться и работать с утра до вечера — притом напрасно! — заключая новые контракты. И вот теперь еще одно поручение Суареса — встретить и поместить в гостиницу досточтимого сеньора Канельяса, прилетавшего из Нью-Йорка в четыре часа дня, — опять рушило его планы.

Он спустился по лестнице, не дожидаясь лифта.

Оказавшись на улице и заметив под аркадой Биржи нескольких сослуживцев, болтавших с видом проституток во время полицейской облавы, он свернул к древним стенам монастыря Святого Франсиско. Отполированный водой каменный причал распространял омерзительный смрад, но обойти его Фаусто не мог и, отвернувшись, со злобным презрением посмотрел на красные ленточки, украшавшие балконы и электрические фонари. По его знаку негр Сантос вывел со стоянки «понтиак», и лицо Фаусто сразу же изменилось при виде улыбки негра, показавшейся ему идиотской. Поправляя зеркало заднего вида, он решил заехать сначала в отель. Но прежде чем тронуться с места, недовольно буркнул:

— Не скаль зубы, негр, все хорошо в меру, понятно?

Администратор отеля «Капри» оказался человеком весьма любезным: апартаменты для сеньора Канельяса были уже готовы.