Кубинский рассказ XX века

Обсудив с ним кое-какие вопросы, Фаусто позвонил из вестибюля Эунисии и объяснил ей, почему и на сей раз не сможет прийти. Эунисия сообщила ему, что тяжелое состояние, в котором последнее время находился Эмилио, миновало. «Когда тебя нет рядом, у меня такое чувство, будто вот-вот разразится катастрофа. Не смейся надо мной, я, наверное, глупая. Сделай все возможное, чтобы прийти ко мне в субботу». Голос Эунисии звучал ласково, обвораживающе, и у Фаусто вновь появилась надежда. До прибытия самолета оставался час, и он вошел в бар, погруженный в полумрак, где приятно пахло малиной.

Впервые он познакомился с Эунисией на Верадеро, в доме у Ириарте. В угоду Рамиро Фаусто явился туда в конце недели. Среди приглашенных там оказался Эмилио. Эмилио и она: «Нечто совершенно поразительное!» Кто бы мог подумать, что у Эмилио такая жена! Все утро, пока они плескались в бассейне и манипулировали снастями маленькой яхты, огибая берега полуострова Икакос, Фаусто не сводил с Эунисии глаз, буквально пожирая ее взглядом и не понимая, каким образом астурийцу удалось заполучить красоту этих иссиня-черных ресниц и темных, нежных голубых глаз. Ни в юриспруденции, ни в коммерческих делах Эмилио никогда не отличался большими способностями. Правда, в конторе Ириарте ему предоставили тепленькое местечко адвоката, благодаря дядюшке Аурелио, человеку очень влиятельному, которому Ириарте был обязан блестящей биржевой операцией. После смерти дядюшки в аристократическом районе Кантри ходили слухи, что Эмилио собирается возвратиться в Испанию, в Пола-де-Лавиана, так как у него на Кубе не осталось никого из родни.

Но вскоре Фаусто узнал, что Эмилио отказался от своего намерения вернуться в Астурию, познакомившись с Эунисией, единственной дочерью иммигрантов из Солоник, богатой и забавной супружеской пары, поселившейся на улице Муралья…

Подошел официант, и Фаусто заказал scotch[61].

Погруженный в глубокое раздумье, Фаусто еще раз с удовольствием воскрешал в памяти лучшие часы, проведенные с Эунисией: их знакомство на Верадеро, беседы на террасе ночного клуба «Сан-Суси», встречи в теннисном клубе «Ведадо», преподнесенные в качестве сюрприза букеты орхидей, упорные ухаживания в Филармоническом обществе, признание с надеждой на успех, долгие колебания и, наконец, запретный плод, вкушаемый по кусочкам…

— Ты спишь?

Она кокетливо кивнула головой, забрасывая ногу ему на бедро.

— Нам надо поговорить, Эунисия!

Она не ответила, но Фаусто почувствовал, как часто забилось сердце под ее упругой грудью. Она лежала рядом, свернувшись калачиком, словно котенок, почти не шевелясь, предаваясь приятной истоме.

— Мы должны во всем признаться Эмилио… верно?! — настаивал он.

Эунисия неторопливо встала, поцеловала его в щеку и ушла в ванную комнату.

Фаусто казалось, что он в какой-то мере понимает нынешнее состояние Эунисии. Даже его, человека бывалого, пугал характер Эмилио, особенно блеск его угрюмых глаз. «Он принадлежит к разряду людей, которые только с виду кроткие, а на самом деле совсем наоборот», — говорил Ириарте всякий раз, когда кто-нибудь позволял себе подтрунивать над бедным адвокатом, погруженным в кипу законодательных актов и счетов.

Услышав стук танкеток Эунисии, Фаусто сказал, придавая голосу немного наигранный, ребячливый тон:

— Знаешь, у тебя очень красивые ноги! — и растерялся, увидев, что она входит в комнату совершенно одетая. Но продолжал говорить, пытаясь спрятать свое смущение: — Женщина с некрасивыми ногами для меня не существует. Терпеть не могу скрюченные, деформированные пальцы! Один вид таких ног расхолаживает меня.

— Мне жаль тебя, Фаусто, — тихо произнесла Эунисия, словно пробуждаясь от болезненного наркоза.