Она молчала. Потом вытерла слезы, достала сигарету и закурила. Незнакомец закашлялся, но ничуть не смутился. Продолжал смотреть и улыбался.
– Сама не верю, что все это говорю. Дурацкая ситуация. Знаете, бывает вот такое, вроде бы так сильно что-то любил, верил, что ли, во что-то… А оказалось… Оказалось, что все это ерунда, – она выдохнула облачко пара от дешевых сигарет с приторно-сладким запахом. – Надоело. И зачем я вообще сюда приехала? Зачем? Все это дурацкие сопливые мечты! – еще раз всхлипнула. – Ненавижу… так хочется воздуха, – она посмотрела вверх, встала на скамейку, покачиваясь, и подняла средний палец. – Ненавижу!
Потом бессильно рухнула обратно.
– Прости, теперь точно как дура. Можно еще леденец? Вроде успокаивает.
– Держи, – выудил еще один из другого кармана. – У всех когда-то бывают похожие мысли, но ведь ты сама все решила. Потому что ты можешь делать не то, что нужно, а то, что хочешь. Ну вроде … ты можешь встать на скамейку в детской беседке и показать средний палец небу. Тоже здорово, в своем, конечно, роде, но здорово, правда?
Ну и улыбка. Князь Мышкин просто.
Снова затянулась. И расхохоталась. Какой же бред.
Он снова потянулся к своему громадному рюкзаку. Достал еще один мятый лист.
Фиолетовый, немного облезший на сгибах.
Похож на бомжа, а пальцы такие тонкие и аккуратные, ногти подстрижены с микроскопической точностью – ровные-ровные овалы.
Пряди хоть и слипшиеся от грязи, так красиво падают на лицо. Руки так и чешутся взять карандаш.
А взгляд, какой взгляд! Каждое движение настолько отточено и делается на автомате, но он смотрит внимательно и с какой-то особой любовью. А еще печально, но совсем чуть-чуть. Как смотрят на удаляющийся берег моря, когда снова садятся в плацкартный вагон.
– Вот, возьмите!
– Это какая-то метафора?
– Вроде того. Летать ведь можно и не в реальности, вам ли не знать? – он подмигнул и кивнул на лежащий в стороне скетчбук.
– Э-э-э. Спасибо?
Она взяла легкий кусочек бумаги. Почему-то стало немного легче.
– Как тебя хотя бы зовут? – голос прозвучал даже слишком громко.
Он рассмеялся.
– Артур.
Девяткино сдвигается к Политехнической. Оттуда осторожно подвигается к Лесной.
Ух, это оказалось немного сложнее. Теперь от Лесного проспекта изгибом к Чернышевской. И там крошечная складка, сразу к набережной – не такой заполненной, как на Ваське, отлично подходит. Лучше места подумать вечером в одиночестве и не придумаешь.
Из пальца капнула кровь. Порезался. Он облизнул ранку и накинул рюкзак. Потом, подумав, снова сел на траву. Развернул фантик и засунул в рот леденец.
Погрузился в воспоминания.
Ноги будто сами принесли Тин на набережную.
Тихо. Совсем тихо. И небо будто продолжение воды. Почему-то вдруг стало так легко дышать.
Он родился здесь, в этом городе. С самого детства мальчишка с золотыми кудрями улыбался и пытался изучить и попробовать все вокруг. Воспитывал его в основном дедушка – университетский преподаватель физики. Отец – инженер постоянно пропадал на работе. Друзей у него было мало, сверстники относились к нему с осторожностью, важный отец с хмурым лицом всегда их пугал, а сам Артур с чудными задачками от дедушки ужасал еще больше.
Город тогда тоже был совсем другой. Не было неоновых вывесок и модных кофеен, электросамокатов и толп туристов. Было спокойнее, медленнее. Пышечная на Конюшенной, походы в ТЮЗ, катание на теплоходе. Тогда еще современный и прямо-таки инновационный физфак. Сидение на задней парте на лекциях, восторженный взгляд на эксперименты.
А еще было много-много книг. Они были не такие яркие, как сейчас. У всех почти одинаковые обложки, да и достать их было куда труднее. Но на мансарде, в квартире их семьи был огромный, забитый книгами до отвала шкаф. Там были зеленые томики Ландау-Лифшица, собрание сочинений Тургенева, целая полка фантастики, любимые дедушкины Стругацкие. И головоломки – много-много всяких книг, вроде «Занимательных задач по математике» или «Шахматных головоломок».
Как-то раз, дожидаясь заваривавшего чай дедушку с кухни, Артур увидел совсем новую книгу, с непонятными символами на обложке. Открыл. Там было множество схем, пунктирных полосок, сплошных линий. Артур тут же сел, взял какой-то лист из ящика дедушкиного стола и стал пробовать. Поначалу бумага плохо ему подчинялась, но он быстро вошел во вкус и свернул своего первого журавлика.
Тогда совершенно внезапно все и началось.