И в тот же миг, едва успев ухватиться правой рукой за стойку лестницы, я сорвался с карниза. Я скорее съезжал, чем карабкался по ступенькам, пальцы были в кровь изодраны о ледяные перекладины, но я боли не замечал. Когда до земли оставалось всего несколько метров, я разжал пальцы и спрыгнул, упав на четвереньки.
Бегом вокруг гостиницы — ага, вот она, наша машина, припаркована наискось от входа; я выудил из кармана ключи, и в эту самую секунду из подъезда выскочил бровастый. Револьвер он спрятал и лихорадочно озирался по сторонам. Но увидел меня, когда я уже отпер дверцу. Он бросился к машине, а я тем временем повернул ключ зажигания и нажал на газ. Мотор молчал. Я попробовал еще и еще раз. Безрезультатно. И вдруг движок ожил! Я резко подал назад, едва не сбив с ног бровастого, который был уже совсем рядом, и, взвизгнув покрышками, машина на полной скорости рванула прочь. В зеркальце я видел, как он остолбенело таращится мне вслед. Я сбавил скорость. Не хватало только угодить в лапы какого–нибудь ретивого дорожного полицейского.
Надо удирать отсюда, думал я, когда уже медленнее ехал по узким улочкам в районе железнодорожного вокзала. За мной охотятся, по крайней мере, две группировки. Человек со сросшимися бровями и его сообщник–борец. А еще Роджер Ли. Джейн Фрайден, очевидно, тоже в этом замешана. Но как? Она что, всего лишь подруга Роджера, с которой он договорился о встрече в Женеве, или их связь глубже? Может, она агент мафии? Или работает на кого–то еще?
Вопросы, вопросы — их количество росло как снежный ком, а я меж тем взял курс на аэродром, миновал мраморный дворец ООН и стеклянный фасад отеля «Интерконтиненталь». Главное сейчас — убраться из Женевы, и вообще из Швейцарии. В гостиничном номере стреляли, я слышал. Возможно, Роджер Ли лежит там убитый. А Джейн? Не хочется додумывать эту мысль до конца. Так или иначе перестрелка в гостинице была крайне серьезным нарушением швейцарских законов, поэтому розыск наверняка идет полным ходом. Пожалуй, ориентировку с моими приметами и номером автомашины разослать еще не успели, но это вопрос нескольких часов. Если повезет, улечу вечерним рейсом в Париж.
И мне повезло. Опять. Вертолет и «скорая помощь» избавили меня от перспективы оказаться под обрывом со сломанной шеей, а пожарная лестница — от пули в лоб. Теперь наготове стоял парижский самолет.
На аэродроме в моем распоряжении было ровно полчаса, с той минуты, как я сдал ключи от машины даме из прокатной фирмы, сидевшей в зале за стеклянной перегородкой. С билетом до Парижа я поднялся в автобус, который отвез нас к самолету компании «Эр Франс». Шел дождь со снегом, но рейс не отменили, и под красно–белыми зонтиками «Свиссэр» мы по крутому трапу вошли в самолет.
Высоко над горами Юры и виноградниками Бургундии я перед ужином заказал себе двойной мартини. Надо было успокоить нервы. А я никак не мог отрешиться от мыслей о Джейн. Неужели все это было заговором с целью выудить у меня мои секреты? Выходит, ее хозяин знал, что я отправился в Женеву? Мне вспомнилось, как произошло наше знакомство, как она уселась рядом со мной, хотя это было не ее место и в самолете пустовало множество кресел. Лыжи у нее «отстали». А «подруга», с которой она собиралась кататься на лыжах, не смогла приехать, поскольку у нее умерла мать. Но зачем ей понадобилось тащить меня в Альпы? Чтобы они спокойно могли обшарить мой номер, разыскивая банковский код генерала Гонсалеса? Может, Роджер Ли рылся в моих вещах, пока я носился по кручам, а на пятках у меня висели другие мерзавцы?
Я думал о Джейн. О ее больших и серьезных серых глазах. О длинных волосах, щекотавших мне грудь, когда ночью она склонялась надо мной. Нет, в голове не укладывается, не могу я примириться с мыслью, что она злоупотребила моим доверием. Как и Астрид, ныне покойная, жестоко убитая. Может, и Джейн постигла та же участь? Надо будет завтра просмотреть газеты, постараться послушать радио. Но одно или два убийства в женевской гостинице едва ли представляют интерес для заграницы, это новости местного значения. У парижских газетчиков хватает своих сообщений такого рода.
Вместе с ужином подали бутылочку густо–красного «божоле». Я поковырял еду, аппетита не было. Через проход мне улыбнулась темноволосая девушка. Я на улыбку не ответил, только угрюмо кивнул, и она разочарованно отвернулась. Нет уж, я теперь ученый. Меня теперь долго не потянет на разговоры с хорошенькими молодыми женщинами. В последнее время ничего путного из этого не выходило. Мягко говоря.
Ночь в Париже прошла спокойно. Я устроился в гостинице при аэропорте и спал как сурок. А наутро первым же рейсом вылетел в Стокгольм и уже перед обедом был в Арланде.
Я медленно зашагал к подъезду аэровокзала, всех вещей у меня была только пластиковая сумка, а в ней бутылка арманьяка и бутылка «Мартини Росси», сухого белого вермута, без которого не приготовишь настоящий мартини.