Куда деваться

Дмитрий Глуховский Куда деваться

Пенился горный ручей, подобострастно облизывая его ноги в очень мужских сапогах. Гордое тувинское небо покорно приняло цвет его глаз и хмурилось созвучно его мыслям. Лысые старые горы громоздились подобно его дельтовидным мышцам.

Торс героя был обнажен, словно не существовало одежды, способной вместить его первозданную мощь и любые одеяния расходились бы немедля по швам, лишь только покусившись на его суровую наготу. Вирильно бугрились мускулы под гладкой кожей, а рельеф предплечий и трицепсов указывал недоброжелателям внутри страны и за ее пределами на то, что Русь эти руки будут удерживать еще долго.

Пальцы его сжимали охотничий карабин с оптическим прицелом — символ политической прозорливости и атрибут верховной власти, шутливый намек и на снайперскую винтовку в руках Сталина на семнадцатом съезде ВКП(б), и на молнии в руках Зевеса, и многообещающее подмигивание (все еще будет!) Антон Палычу с его известной сентенцией о том, что ружье, висящее на сцене в первом акте, непременно должно выстрелить в третьем.

За его широкою спиной бдительно прядал ушами верный гнедой конь, как бы помещая героя в некий собирательный вестерн или вовсе в античный миф, разом превращая его в черно-белого голливудского ковбоя и в беломраморного греческого демиурга — в общем, в лицо, неподвластное УПК и Конституции и в любой ситуации правое по определению.

В этот образ нельзя было не влюбиться. Увидев героя, женщины должны были немедленно возжелать героя, а мужчины — пылко искать его дружбы, хотя бы их жены и отдавались герою тут же, прямо при них, тоже не в силах совладать с собою.

И пусть в портрете хватало фотошопа, но ведь была тут и поэзия!

Да этот снимок, вроде бы репортажный и небрежно сделанный, весь был одно стихотворение — немое и прекрасное, лаконичней любых хокку и величавей любой оды. Обходясь без слов, оно как стеллс-радары миновало все фильтры рационального мышления. Оно было предназначено не для ума, но для души.

Системный администратор обмахнул пыль с тонкой рамки и еще раз вгляделся в портрет Национального лидера на каникулах в Туве. Вроде бы придирчиво, но на деле — ласково, будто старый тренер на трехкратного чемпиона России по дзюдо.

Такой портрет висел в кабинетах многих чиновников, и везде его почитали как чудотворную икону.

Но не здесь.

Иконописцу трудно благоговеть перед святым ликом: он-то знает, что небесное сияние нимба — просто сусальное золото, земной и грязный металл.

И однако же даже ему было непросто противостоять поднимающемуся в душе порыву.

Он притронулся к застекленной бумаге, словно надеялся проникнуть через стекло — в эту Внутреннюю Туву, оказаться там с Ним и пойти рядом с Ним прямо по воде.

И может быть, смог бы — но тут запел селектор.

— Вас ждут в Кремле на совещании по Ритуалу, — послышался мелодичный девичий голос. — Только вас. Вы уже на десять минут опаздываете.

— Знаю! — буркнул Сисадмин. — Знаю!

Он вышел из кабинета, запер дверь, спрятал ключ и на личном лифте спустился в гараж, где уже стояла под парами служебная «семерка» со стеклами черными, как локон юной чеченки.

Минута — и он уже был в Кремле.

Совещание проходило в одном из потаенных покоев, которые полипами наросли на окаменелой кулуарной кишке. Сисадмин остановился под дверью, никак не мог собраться зайти — все мялся на пороге, прислушиваясь…

— Меньше года осталось… — бубнил кто-то обеспокоенно. — Мы же так народ не можем бросить…

— Что нас в двенадцатом году ждет… — сипел другой.

— Все в неведении… Тревожность растет… — вторил ему третий.

— Ничего… Он все устроит, — уверенно оборвал этот нервный шелест высокий голос. — У него уже готов план. Сейчас и послушаем…

Сисадмин узнал этот голос, и его лоб покрыла испарина. Стиснув зубы, он потянул дверную ручку.

Большой прямоугольный стол был облеплен суровыми людьми со среднестатистическими лицами, в хороших костюмах. Деревянная мимика, волосатые уши, кулаки со стесанными костяшками. Прозрачные глаза с каплей русского серо-голубого — словно благородный отсвет проблесковых маячков.

Топором по березе вытесанные челюсти, белые носки. Очень серьезные люди.

— А вот и вы, Владислав Юрьевич, — холодно улыбнулся Сисадмину Национальный лидер.

— Станислав Юрьевич, — автоматически откликнулся Сисадмин.

— Как вам угодно, — пожал плечами Национальный лидер. — Не будем больше терять времени, у нас у всех тут серьезные дела. С бумагами надо работать. Как вы знаете, меньше чем через год нашей стране предстоит пройти через Ритуал. По вашей просьбе мы долго откладывали обсуждение предстоящего Ритуала, но дальше откладывать нельзя. Мы с коллегами, — он обвел указательным пальцем ближний круг, — заждались ваших мыслей.

— Да, конечно, — кивнул Сисадмин. — Разумеется.