Куда идём?

И в третий уже раз возникает этот самый сакраментальный вопрос: кто виноват? Кто виноват — при несомненных начальных добрых намерениях — в той негибкой самонадеянной политике, с шараханьем из одной крайности в другую, с неучетом постоянно меняющейся ситуации в России, с игнорированием мнения тех, ради кого эта политика и должна проводиться, с тратой сотен миллионов марок без ощутимого результата в главном, с опусканием государственной политики на уровень подрядчиков, не имеющих никакого интереса в действительном решении вопроса, более того — лишающихся своих гарантированных доходов при ее решении? Кто виноват?

Но в третий раз почему-то противится разум оправдывать всех и вся тем, что рвач-подрядчик — это не Германия, что чиновник, которому главным критерием его работы сделали безукоризненность бумажных отчетов — тоже не Германия; что очередные кураторы нашей проблемы, через год после прихода на terra incognita российской и российско-немецкой действительности вынужденные думать уже о следующих выборах — также не Германия. Считать так означало бы в данном случае, что и в Германии, как в России, полнейший хаос и всяк творит, что и как вздумается без какого-либо контроля со стороны государства. То есть это означало бы неуважение к одному из самых развитых государств. Потому что сегодняшняя Германия — стабильная, благополучная, с отлаженным государственным механизмом и неукоснительно выполняемыми законами — это не Россия, переживающая уже 15 лет очередной революционный обширный инсульт с параличом всех жизненных систем и предлетальным шунтированием в виде замены Президента.

Поэтому: что было простительно Германии под Гитлером и России под Сталиным и что было простительно ельцинской и еще простительно сегодняшней России, вряд ли простительно сегодняшней Германии: с дееспособного и спрос другой.

Впрочем, стоит ли вообще пытаться выяснять, кто виноват, если от имени государства в государстве ведут государственную политику не в интересах государства? Наша цель ведь не просто анализ ситуации и ее генезиса, и не поиск виновных. Наша цель — добиться решения проблемы российских немцев. Поэтому еще раз: оставим позади, не забывая, прошлое — и давнее, и недавнее. Давайте, учтя общие ошибки и достижения, которых кстати тоже немало, попробуем здесь и сейчас вместе сделать наконец то, чего 60 лет ждет невинно пострадавший народ, что уже десять лет назад решили осуществить две великие страны по отношению к 250 лет назад совместно рожденному и совместно за то неоднократно наказанному своему "ребенку" — восстановить по отношению к нему справедливость, дать ему настоящее и будущее, соответствующее величию его родителей не по уничтожающим ударам с той и другой стороны в моменты разлада, не по раздраженным требованиям не возникать в моменты сближения, а по настоящей постоянной родительской заботе и признанию заслуг сына, не предавшего и в самые трудные времена никого из своих родителей, отдавшего столько сил и крови благополучию каждого из них и жаждущего только одного: установления мира и согласия между ними.

V. Почему мы разные

Признавая большое, даже определяющее значение германской помощи в последние десять лет, мы тем не менее наблюдаем часто и недовольство ею: ее результатами, ее содержанием, ее формой. И дело здесь, видимо, не только в том, что всегда хочется большего. И не в том, что можно было сделать все лучше. Ощущение, когда наблюдаешь за сосредоточенной деятельностью германских исполнителей, такое, будто смотришь на муравейник: все в движении, каждый имеет какую-то цель, все действуют по каким-то четко заданным правилам, но ни этих целей, ни этих правил увидеть или понять тебе не дано. Хуже того: наступает момент, когда ты вдруг ощущаешь, что германские партнеры сами смотрят на нас, как на муравейник. Но в отличие от нас, их взгляд полон неколебимой уверенности в том, что они-то знают абсолютно точно и цели, и правила созерцаемого ими муравейника. И что эти цели и правила никуда не годятся. А отсюда их удел — действовать только по-своему. А как такое вмешательство в чужое жизненное, трудовое, духовное пространство отзовется — это их совершенно не волнует.

Пытаться что-либо объяснить, помочь или возмущаться почти бесполезно. Не помогают и надежды на общие гены. И исподволь начинает брезжить в какой-то твоей извилине вопрос: да немцы ли они еще вообще? Но привычка к самокритике тут же подменяет его другим: а может быть, мы уже не немцы? И вспоминается емкое немецкое слово: auseinandergelebt, которое переводится только описательно: живя каждый своей жизнью, разъединены этой жизнью.

Как от немцев остались просто "европейцы"