Куда идём?

За 250 лет своей истории в России мы прошли путь, определивший наш особый национальный менталитет, сформировавший наш национальный характер, выработавший строгие правила поведения и жесткую шкалу национальных ценностей. Несколько десятков тысяч человек, лишенных когда-то возможности нормально жить в разоренных бесконечными войнами землях Германии, поверили красивым сказкам российских зазывал-комиссаров и двинулись в путь в далекую незнакомую страну, где им обещали главное для них — землю. Но земля оказалась настолько скудной, климат настолько жестоким, обман и воровство комиссаров настолько бессовестным и вдобавок набеги кочевников настолько регулярными и опустошительными, что выжить в этих условиях требовало особых качеств. Так укрепился общинный дух — потому что в одиночку справиться с такими бедами было невозможно. Так выработались стойкость и стоицизм, бесконечное упорство и трудолюбие, бесконечное терпение и опора на собственные силы и беспрекословный авторитет мужчины как отца, хозяина, добытчика и защитника, носителя всех этих качеств. А инстинкт самосохранения народа в таких неблагоприятных условиях привел к исключительной многодетности семей и бесконечному уважению к женщине — матери, хозяйке, неутомимой труженице, никогда не теряющей самообладания, всегда верной опоре мужу.

То, что немцы жили теперь среди чужих народов, чьи обычаи, язык, нравы, религия были им непонятны, делало особенно ценными для них их собственный язык, их обычаи, жизненный уклад и религию. В мононациональной стране все это естественно, как воздух, и существует как бы само собой. В инонациональной среде, будучи в меньшинстве, без поддержки со стороны, сохранить это можно только неимоверными усилиями: это нужно беречь, лелеять, оберегать, хранить и передавать потомкам как святыню, ибо утратить хоть что-то из того, что составляет суть, жизнь народа — это значит утратить сам народ.

Не отсюда ли такое болезненно-жертвенное отношение ко всему своему национальному у российских немцев до сих пор — подвиг матери, бабушки в сохранении морали, обычаев и веры в семье; подвиг учителя в сохранении родного языка; подвиг пастора в сохранении религии; и подвиг отца как носителя почти религиозного сурово-благоговейного отношения к труду. И не потому ли, когда у народа была отнята возможность совместного проживания, т. е. когда все эти главные национальные ценности лишились своего фундамента, без которого ни сохранить, ни передать их практически невозможно — это было воспринято и воспринимается до сих пор как начало гибели самого народа. Подвиг наших отцов, дедов и прадедов, сохранивших родной язык, свою национальную культуру, свой народ в таких условиях — требовал неимоверных усилий, самоотдачи, упорства и чувства ответственности за будущее своих потомков. Человеку, выросшему в мононациональном государстве, не понять, что значит для нас все национальное.

В тяжелейших условиях, когда во время войны нас обвинили в сотрудничестве с врагом, когда долгое время и после войны к нам относились как к врагу и когда до сих пор национальность "немец" резко настораживает — сохранить свой язык, свои обычаи, свою национальность, свою немецкую фамилию — это было и мужеством, и преданностью своему народу, и формой протеста против несправедливостей, против власти, породившей эти несправедливости. Этого тоже никогда не понять до конца человеку, не прошедшему наш путь…

Живя своей жизнью, российские немцы стали совсем другими немцами. Сто лет назад один из колонистов Поволжья поехал в Германию, чтобы разыскать, откуда прибыли его предки. Но никто там ничего даже не слышал о колонистах в России. Знали про Волгу, знали о "роскошной икре", но о колонистах — ничего.

Историк Яков Дитц, приведший этот пример, отмечает особенности немцев Поволжья. "Это новый народ… самобытная, самодовлеющая нация, ничем абсолютно не похожая на немца-германца. Если колониста-немца снова отправить в Германию, то, как показывает опыт, он окажется в чужой, непонятной ему среде, он будет за границей, а не в "фатерлянде", и рано или поздно вернется на Волгу", — пишет Я.Дитц еще в дореволюционные годы. Он видит в российских немцах гораздо больше сходства с первыми американскими переселенцами, из которых тоже "выработался тип сурового пионера… живущего в постоянной борьбе с природой и дикими индейскими племенами".

Так писал историк сто лет назад. Какой особый путь мы прошли еще после этого, рассказывать не надо…