Куда идём?

Например, рабовладельческая демократия, когда работающие рабы бесправны, а народом являются лишь свободные граждане, они и правят. Или буржуазная демократия, когда есть класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых. (Сегодня это звучит поблагороднее — работодатели и работобратели, и оба класса полны сознания своего значения и достоинства: первые исполнены заботы о благе вторых, просто так дают им работу да еще и деньги платят; а вторые, не в силах преодолеть свою воспитанность, соглашаются так и быть взять то, что им просто так дают, пусть и с деньгами впридачу — не обижать же добрых людей!) При этой демократии, как писали в учебниках тогда (нам неизвестно, насколько это верно сегодня) у власти почему-то всегда оказывался народ не в лице большинства воспитанных работобрателей, а в лице меньшинства давателей, которым, по Библии, труднее попасть в рай, чем верблюду пролезть в игольное ушко. Тем не менее, это тоже демократия.

Или была еще народная демократия, т. е. народное народовластие, и даже целые страны такой народной демократии. Не совсем понятно: видимо, весь народ определял, чтобы весь народ был у власти и он весь был у власти.

Но высшей формой демократии была, конечно, социалистическая демократия, т. е. когда у власти был только тот народ, который убежденно шел к социализму. А т. к. этого социализма хотели только те, кто ничего не имел, чтобы что-то, наконец, поиметь, то эта высшая форма демократии была демократией пролетариата, т. е. неимущих. Именно потому, что пролетариат, то есть те, кто ничего не имеет, — наиболее ясно понимает, чего он хочет, он в такой демократии является гегемоном. А т. к. еще больше, чем обычный пролетариат, знает и понимает, чего он хочет, его пролетарская партия, обычно кое-что имеющая, то она от имени всего пролетариата и осуществляет эту высшую демократию под названием диктатуры. Диктатуры пролетариата в первую очередь над работодателями, чтобы превратить и их в благородных работобрателей, а после завершения этого короткого процесса — диктатуры пролетариата над самим пролетариатом, чтобы не думал, что он умнее своей партии и может править собой без нее.

Этот экскурс в сферу демократии нам нужен был только для того, чтобы яснее понять, что в одном народе может быть, оказывается, несколько "народов"; и любой из них во власти — это демократия; а значит демократия может быть очень разной, т. е. совсем не обязательно общенародной. Поэтому не лишне будет, видимо, воспринимать ее с некоторой осторожностью, хотя бы чтобы предварительно выяснить, чья же это демократия. Не зря же Черчилль говорил, что демократия — очень неудобная вещь, фаталистически добавляя, впрочем, что ничего лучшего, однако, человечество пока не придумало.

Подлинная, т. е. общенародная, демократия возможна, пожалуй, только в небольшом и социально достаточно однородном сообществе, где практически все друг друга знают и где у всех достаточно равные возможности. Только в этих условиях способности человека будут определять и его признание. Через главный инструмент демократии — компетентное голосование, когда у каждого один голос, все голоса равны, каждый хорошо знает, о чем идет речь, и каждый свободен решать, кому отдать свой голос. То есть инструмент демократии эффективно работает на создание подлинной демократии только когда каждый способен принять компетентное решение, за кого или за что отдать свой голос. И когда каждый хорошо знает всех претендентов на его голос и может сам четко определить, кто из них лучше всего справится с решением проблем всего народа. В этом случае голос каждого, как золотая монета, имеет всегда высокую ценность, твердый курс и является частью золотого запаса народа.

Совсем иная ситуация сегодня, при некомпетентном избирателе и при частичной демократии, когда голос как товар продается и покупается не в интересах народа, а в личных или групповых интересах. При этом нужно учесть еще одну существенную тонкость: при любом голосовании, даже самом наидемократическом, истина большинством голосов не устанавливается. Например, в вопросе, когда будет солнечное затмение, где лучше вырыть колодец или за какую сумму Моника Левински согласится продать свое хранимое от химчистки платье — один голос знающего человека может быть ближе к истине, чем миллионы других. (Почему умный монарх или диктатор может иногда сделать для народа, для страны больше, чем иной многопартийный парламент.) Тем не менее, по законам демократии это будет определено большинством избирательных бюллетеней.

Но это бы Бог с ним, мир от исхода голосования по таким вопросам не рухнет. Хуже, когда еще меньшим специалистам в гораздо более сложных — государственных вопросах, предлагается тем же своим некомпетентным демократическим голосом определить внешнюю политику супердержавы на ближайшие четыре года.