Кок был так озабочен своим душевным состоянием, что ни режиссера, ни оператора в упор не видел. Правда, может, еще подружкино ранение тому виной. Все-таки глаз – нежная часть организма. Так оно было или просто задумался слегка, но кок, в руках у которого была кандейка с камбузными отходами, тяжело прошуровал по съемочной площадке и вежливо попросил артистов посторониться.
Режиссера едва кондратий рылеев не хватил, а кэп, настоящий, а не киношный, испытал при этом глубокое моральное удовлетворение. Кино, как говорится, кином, а служба на боевом корабле продолжается.
Кое-как три дубля все-таки сняли, и режиссер отпустил всех на перерыв. Актеры разбрелись кто куда, а главный герой, которого играл Ростоцкий, пожаловал в курилку, под навес. И, на свою беду, слегка расслабился. Все пуговицы на новеньком кителе расстегнул и рухнул на лавочку. Глаза от усталости прикрыл. Отдыхает. А в это время на пирс влетела служебная «Волга» местного комбрига по фамилии Царев. Вот про кого кино надо снимать. Уникум! Девяносто девять процентов слов в его лексиконе были не для нежных ушей, потому как абсолютно непечатные. И это если его никто не раздраконил!
То, что Царев увидел на пирсе, взбесило его. Мало того что толпа каких-то гражданских лиц и девок практически в неглиже, так еще и лейтенант-засранец в курилке дрыхнет на скамеечке чуть не в исподнем!
В общем, схватил Царев «лейтенанта» Ростоцкого за грудки, трясет его, как грушу, орет такое, что не только перед киношными дамами неудобно, у мужиков уши в трубочку свернулись.
Пока разобрались, пока Царев пар выпустил, актер Ростоцкий понял, как ему дальше играть без всяких режиссерских намеков. И еще хорошо осознал, кто есть лейтенант на флоте.
* * *
Однажды глухой ночью в берлогу Баринову позвонили очень настойчиво. Он не сразу проснулся от звонка, только перевернулся на другой бок. Отдаленный звонок был каким-то ненастоящим. Но тот, кто звонил, был упорным, Баринов все же проснулся и нехотя выбрался из-под одеяла.
К ночным звонкам подводники в общем-то были привычны. Ночью приходили по делу, например, мог пожаловать оповеститель и вызвать на лодку. А мог сосед по еще более серьезному делу нагрянуть – с бутылкой и анекдотом на ночь глядя. И ничего! Запускали ночного гостя, накрывали стол чем Бог послал, уговаривали родимую под яичницу и соленый огурец. А то среди ночи могла постучаться соседка за солью. И это не анекдот. Просто муж с моря вернулся, а у нее, как назло, соль кончилась. Конечно, мужик голодный после похода и без соли бы до утра дожил, но соседке непременно надо было радостью с друзьями поделиться. Поэтому соль – это только предлог. Главное – радость! И никому в голову не приходило рявкнуть: мол, разуй глаза – три часа ночи!
Не спрашивая, как положено: «Кто там?» – Баринов распахнул дверь и увидел на пороге соседа своего Юрку и штурманенка Леху. Баринов почесал нос – к пьянке, стало быть, – поправил на себе парадно-выходные трусы и жестом показал – входите.
– Саныч, мы не одни, – заикаясь, сказал сосед.
Баринов в это время на кухне приложился к трехлитровой банке с водой. Отпил чуть не половину, крякнул, вытер рот и сказал, махнув рукой:
– Да какого хрена спрашиваешь? Пусть все заходят...
– Не, ты не понял, Илюха... Мы... это... В общем, с коровой мы!
Баринов покосился на гостей – вроде трезвые. И тут увидел, что между мужиками, оттягивая им руки, провисла огромная коровья нога.
– Орлы! Откуда такое богатство? – Баринова бы совсем не удивило, если б под покровом ночи к нему пришли гости с бутылкой. Но с закуской!.. Да еще с такой!
Мужики наперебой начали рассказывать, что накануне Леху поставили дежурным по береговому камбузу, хотя штурманов обычно эта повинность минует. Обидевшись на всю эскадру и испытывая здоровое чувство голода, свойственное молодому организму, Леха призвал в помощь своего друга Юрку – бариновского соседа, и вдвоем они провернули блестящую комбинацию по изъятию коровьей ноги с продовольственного склада базы.
Весь день она пролежала в раздевалке, завернутая в телогрейку, и слегка оттаяла – из-под телогрейки натекла кровяная лужица, которую друзья воровато затерли, когда забирали конфискат.
Затем встал вопрос, куда с этой ногой идти. У Лехи своей квартиры не было, а у Юрика жена дома, она по своей бабьей жадности просто экспроприировала бы ляжку буренки.
– Саныч, а так мясца охота, ты не представляешь. – Леха красноречиво чиркнул себя по кадыку. При этом за пазухой у него понятно звякнуло. – Я шашлык последний раз ел в одна тысяча... блин! Аж забыл, в каком это году было?!
Баринов тогда холостяковал, и друзья, что называется, удачно зашли. Да с таким-то закусоном они в любом доме были бы почетными гостями! Мяса в магазинах днем с огнем было не сыскать. Только куры, жутко воняющие рыбой. Поэтому выпереть ночных гостей у Баринова не хватило сил, да и желания не было, хоть и знал, что нога украдена и следы надо заметать по-быстрому, не дай бог, кто узнает, что моряки воруют и ворованное едят по ночам.