Куда она ушла

Конечно. Именно уверенность сделала это. Заставила что-то убийственное воскреснуть во мне. Я был рад, что поблизости нет ничего тяжелого.

— Она знает, что ты здесь?

— Нет. Я пришла, как твой друг.

— Как мой друг?

Ким побледнела от сарказма в моем голосе, но эта девушка всегда была выносливее, чем казалась. Она не отступилась и не ушла.

— Да, — прошептала она.

— Тогда скажи мне, друг: Миа, твоя подруга, твоя лучшая подруга, говорила тебе, почему бросила меня? Без единого слова? Она вообще упоминала это при тебе? Или я не всплывал в разговоре?

— Адам, пожалуйста… — взмолилась Ким.

— Нет, скажи, пожалуйста, Ким. Пожалуйста, а то я так этого и не понял.

Ким сделала глубокий вдох и встала ровно. Я мог буквально видеть, как решимость придает жесткости ее спине, позвонок за позвонком, являя мне ее преданность.

— Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о Мие. Я пришла увидеться с тобой, и не думаю, что должна обсуждать с тобой Мию или наоборот.

У Ким появился тон социального работника, беспристрастного третьего лица, и мне захотелось дать ей пощечину. За все. Но вместо этого я просто взорвался.

— Тогда какого хрена ты здесь делаешь? Какой от тебя толк? Да кто ты такая? Кто ты без нее? Ты ничто! Никто!

Ким смутилась было, но когда она подняла взгляд, то не выглядела раздраженной, она смотрела на меня глазами, полными нежности. От этого мне захотелось придушить ее еще сильнее.

— Адам… — начала она.

— Убирайся отсюда к чертовой матери, — прогремел я. — Не хочу больше тебя видеть!

Ким не нужно было говорить дважды. Она ушла без единого слова.

* * *

Той ночью вместо сна или чтения я часа четыре мерил шагами свою комнату. Пока я расхаживал туда-сюда, непрерывно протаптывая углубления в дешевом пушистом ковролине своих родителей, то чувствовал, как что-то лихорадочное растет во мне. Оно казалось ясно ощущаемым и неизбежным, как это иногда бывает с тошнотой после крутой гулянки. Я чувствовал, как оно зудело внутри меня, проделывая путь наружу, просясь на свободу, пока, наконец, не начало вырываться из меня с такой силой, что сначала я ударил кулаком в стену, а потом, не почувствовав достаточно боли, — в оконное стекло. Осколки стекла врезались мне в суставы с доставляющей удовлетворение болью, а за ней пришел холодный ветер февральской ночи. Казалось, шок разбудил что-то дремавшее глубоко внутри меня.

Потому что той ночью я впервые за год взял гитару.

И той ночью я снова начал писать песни.

За две недели я написал больше десяти песен. Через месяц Shooting Star воссоединились и сыграли их. Через два месяца мы подписали контракт с крупной звукозаписывающей компанией. Через четыре месяца мы уже записывали альбом «Возмещение Ущерба», состоящий из пятнадцати песен, которые я сочинил в бездне своей детской комнаты. Через год «Возмещение Ущерба» был в чартах Billboard, а Shooting Star — на обложках национальных журналов.

Выходило, что я должен извиниться перед Ким или поблагодарить ее. Или и то, и другое. Но к тому времени, как я осознал это, казалось, что уже слишком поздно. И, признаться, я до сих пор не знаю, что сказал бы ей.

Глава шестая

Я стану твоей проблемой, ты будь моей,

Так прописано в сделке наших кровей,

Спецкостюм, перчатки, противогаз,

Чтоб уберечь нас от едких зараз,

Но теперь я один в этом мире боец,

Созерцаю жизни безупречный конец.

«БЕСПРЕДЕЛ» ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА, ТРЕК 2

Выходя на улицу, я чувствую неуемную дрожь в руках, а внутренности сжимаются так, будто кто-то там готовит переворот. Я достаю таблетки, но баночка пуста. Черт! Должно быть, в машине Олдос дал мне последнюю. Есть ли таблетки у меня в отеле? Мне необходимо принять их перед завтрашним полетом. Я лезу за телефоном, но вспоминаю, что оставил его в отеле в какой-то глупой попытке оказаться вне досягаемости.

Люди снуют вокруг меня как пчелиный рой, некоторые задерживают на мне свой взгляд чересчур долго. Если меня сейчас узнают, я не смогу с этим справиться. Сейчас я не смогу справиться ни с чем. Мне не хочется этого. Мне вообще ничего не хочется.

Я лишь хочу найти выход. Выход за рамки своего существования. Я ловлю себя на том, что часто мечтаю об этом в последнее время. Не о смерти. Не о самоубийстве. Или о какой-то подобной глупости. Я не могу не думать о том, что если бы я вообще не родился, то мне не пришлось бы влачить жалкое существование на протяжении этих шестидесяти семи ночей, не стоял бы я здесь и сейчас, едва пережив разговор с Мией. Сам виноват, что пришел сегодня сюда, говорю я себе. Тебе следовало давно оставить ее в покое.