Куда она ушла

Я закуриваю сигарету и надеюсь, что она придаст мне достаточно сил, чтобы вернуться в отель, а там я позвоню Олдосу, разберусь во всем и, быть может, посплю пару часов и раз и навсегда оставлю этот ужасный день позади.

— Тебе следует бросить курить.

Звук ее голоса повергает меня в шок. И в то же время каким-то образом успокаивает. Я поднимаю взгляд. Передо мной стоит Миа, ее лицо пылает, но на нем играет странная улыбка. Она тяжело дышит, словно только что бежала. Может быть, и ее преследуют фанаты. Я представляю, как за ней ковыляет пожилая пара в вечерних нарядах и жемчугах.

Я даже не успеваю почувствовать смущение, потому что Миа снова здесь, стоит передо мной, словно мы по-прежнему разделяем на двоих одно пространство и время и столкнулись друг с другом, пусть и по счастливому стечению обстоятельств, и в этом нет ничего необычного, ничего удивительного. На мгновение мне вспоминается реплика Богарта из «Касабланки»: «Из всех притонов мира она зашла в мой. Но затем я напоминаю себе, что это я зашел в ее притон».

Миа медленно преодолевает разделяющее нас расстояние, будто бы я пронырливый кот, которого нужно поймать. Она смотрит на сигарету в моих руках.

— С каких это пор ты куришь? — спрашивает она. И разделявшие нас годы словно исчезают, а Миа как будто позабыла, что у нее нет больше прав отчитывать меня.

Даже если и заслуженно в данном конкретном случае. Когда-то я был решительно против всего содержащего никотин.

— Знаю, это банально, — признаю я.

Она смотрит на меня, на сигарету.

— Можно и мне одну?

— Тебе?

Когда Мие было шесть или около того, она прочитала какую-то детскую книжку про то, как одна девочка уговорила своего папу бросить курить, и после этого Миа решила переубедить свою маму, беспрестанно начинающую и бросающую курить, и тоже заставить ее бросить. У Мии ушли месяцы на то, чтобы убедить Кэт, но она смогла это сделать. К тому времени, когда я познакомился с ними, Кэт совсем не курила. Отец Мии, Дэнни, курил трубку, но, казалось, он делал это, в основном, напоказ.

— Ты теперь куришь? — спрашиваю я ее.

— Нет, — отвечает Миа. — Но у меня только что было очень яркое переживание, а говорят, что сигареты успокаивают нервы.

Напряженность концерта иногда оставляет меня подавленным и нервным.

— Иногда я чувствую что-то подобное после шоу, — кивая, отвечаю я.

Я вытряхиваю из пачки сигарету для Мии, ее рука все еще дрожит, так что я промахиваюсь зажигалкой мимо кончика сигареты. На секунду я задумываюсь о том, чтобы схватить ее за запястье, чтобы успокоить. Но не делаю этого. Я просто пытаюсь поймать сигарету до тех пор, пока ее кончик не вспыхивает и пламя не отражается в глазах Мии. Она вдыхает и выдыхает, немного покашливая.

— Я говорю не о концерте, Адам, — произносит она прежде, чем сделать еще одну затяжку. — Я говорю о тебе.

Искорки взрывом петарды наполняют мое тело. Просто успокойся, говорю я себе. Ты всего-навсего пугаешь ее, появившись вот так неожиданно. И все же мне льстит мысль, что я имею для Мии значение — пусть даже его хватает лишь на то, чтобы напугать ее.

Некоторое время мы курим в тишине. Потом я слышу какое-то урчание. Миа в смятении качает головой и смотрит на свой живот.

— Помнишь, как я раньше вела себя перед концертами?

В былые времена Миа слишком нервничала перед концертом, чтобы поесть, так что потом она обычно была дико голодна. И в те времена мы отправились бы отведать мексиканской еды в наше любимое местечко или совершили бы набег на придорожную забегаловку за картошкой фри с соусом и пирогом — для Мии это было идеалом еды.

— И когда ты в последний раз ела? — спрашиваю я.

Миа снова смотрит на меня и тушит свою наполовину выкуренную сигарету. Качает головой.

— Занкель Холл? Я не ела несколько дней. Мой желудок урчал на протяжении всего концерта. Я была уверена, что его слышат даже зрители в верхней галерее.

— Нет. Слышно было только твою виолончель.

— Это утешает. Пожалуй.

Мгновение мы стоим в тишине. Желудок Мии опять урчит.

— Картошка фри и пирог — все еще лучшее угощение? — спрашиваю я. И представляю Мию сидящей в нашей кафешке в Орегоне, как она, размахивая вилкой, критикует свое выступление.

— Нет, без пирога. Только не в Нью-Йорке. Здесь пироги на обед — это сплошное разочарование. Фрукты в них почти всегда консервированные, а марионберри (гибрид двух сортов ежевики, выведен и выращивается в штате Орегон — прим. ред.) здесь и в помине нет. Как это возможно, что фрукты просто исчезают по мере перемещения с одного побережья на другое?

Как это возможно, чтобы день ото дня твой бойфренд переставал быть твоим бойфрендом?.

— Не знаю.

— Но картошка фри здесь вкусная, — она дарит мне полуулыбку, в которой таится надежда.

— Мне нравится картошка фри, — говорю я. Мне нравится картошка фри? Да я говорю, как заторможенный ребенок в каком-нибудь телесериале.

Миа поднимает взгляд, и наши глаза встречаются.