Куда приводят грехи

Первоначальный идеальный и тщательно продуманный план, который они со Стасом готовили несколько месяцев, треснул и разбился, как хрустальная ваза. Ее по-прежнему съедал гнев, направленный на главного виновника происходящего – Кирилла Чернова. Она не зря ему рассказала о заказе его полоумного брата. Элле необходима была реакция Кирилла на новость. Она бы поняла, что Чернов в курсе и устроил свою личную вендетту.

Но Кир ничего не знал. Белевская заметила это по откровенному изумлению и неверию в его глазах. Наблюдая, как впервые с лица Чернова сползла маска самоуверенного ублюдка, Элла испытала непередаваемое удовлетворение. Даже если она проиграла и завтра все вскроется, а она сама отправится за решётку, ей все-таки удалось частично выполнить план – превратить идеальную жизнь холёного сукина сына Кирилла Чернова в кромешный ад. Пусть помучается, побесится, пребывая в неведении. Поймет каково это – жить в безумном ритме, хватаясь за любую возможность и при этом пытаясь сохранить трезвость ума, проглатывая пренебрежительное отношение.

Девушка усмехнулась через силу. Внезапно захотелось встать и закрыть окно, в которое с вечерними сумерками проникали мелькающие по стенам расплывчатые тени и посторонние шорохи. Белевская напряженно озиралась по сторонам, спину и затылок сковало холодом и появилось стойкое ощущение, что за ней кто-то наблюдает, всматривается, изучает, выжидает…

– Я совсем спятила, – тряхнула головой Элла, пытаясь рассмеяться в лицо своим страхам, но они не уходили. Тени в углах кухни становились гуще и плотнее, удлиняясь, и замыкая освещенный настенным светильником круг. Дрожащими пальцами девушка потянулась к выключателю, чтобы зажечь еще один. Вспыхнув, второй светильник замелькал и погас. А потом и первый несколько раз моргнул… Сердце девушки бешено заколотилось, она схватила телефон, который лежал на столе и набрала номер Чернова. Сама не понимала, почему звонила именно ему. Непреодолимый и в то же время непроизвольный порыв.

– Слушаю, Элл, – ответил Кирилл, как ей показалось, с раздражением. Элла выдохнула, услышав человеческий голос и снова пугливо скосила взгляд в сторону темного угла возле раковины. На лбу выступили холодные капельки пота. Ей показалось… Нет, там никого не может быть.

– Ты дома? – нервно спросила Элла.

– Нет, в дороге. Что ты хотела?

– Можно я приеду?

– Я не знаю, когда буду. Я к Теме собираюсь ехать. Сама знаешь, сколько от Арбата до Чертаново.

– Мне не по себе, Кир. Жутко как-то. Давай ты ко мне приедешь, как освободишься?

– Ну, что ты как маленькая? У тебя подруг нет, что ли? Позови кого-нибудь.

– Я тебя хочу, а не подруг.

– Элла…

– Пожалуйста. Кир. Я тебя никогда ни о чем не просила.

– Это неправда.

– Хорошо, просила, но сегодня очень нужно. На душе погано, не представляешь как.

– Я подумаю. Пока, Эл. – И сукин сын бросил трубку.

– Ублюдок, – прошипела Элла. Ее уже трясло от леденящего, удушающего ужаса. Девушка не отводила глаз от темного угла, в котором, казалось, клубился черный дым и тянул к ней свои пепельные длинные пальцы.

– Господи, нет! – пискнула в панике Белевская, когда в комнате резко включился телевизор. Но даже сквозь хохот участников юмористического ток-шоу, она услышала чьи-то шаги. Все ближе и ближе.

– Мне это кажется, – убеждала себя девушка, мотая головой и вжимаясь спиной в стену. Она выронила потухшую сигарету на стол и вскрикнула от боли, почувствовав, как монета в ее ладони начала резко нагреваться.

* * *

– Ты плохо выглядишь сегодня. Тебя что-то тревожит?

– Я почти не сплю. Не могу себя заставить. Я все время думаю. Меня не покидает ощущение, что я должен сделать нечто важное.

– Что именно? О чем ты думаешь?

– О своих снах. О девушке, о том, что она хочет мне сказать.

– Сны, как правило, не имеют никакого отношения к реальным событиям, они транслируют работу нашего подсознания. Девушка во сне – это всего лишь символический объект, зафиксированный твоей психикой, олицетворение некой внутренней проблемы, подавленного страха. Незакрытый гештальт. Понимаешь, о чем я? Это может быть чувство вины за то, что ты однажды сделал или не сделал, хотя должен был.