Куда пропали снегири?

-   Нас встретили, как родных. На новом месте уст­роиться всегда непросто. А тут как узнали, что при­ехал священник с семьёй, и понесли! Кто таз, кто скатёрку, кто вилки с ложками, кто чайник. Только приму с благодарностью очередной гостинец, на по­роге новый благодетель. Не выдержала я, встала на колени перед очередной бабушкой и заплакала.

Налаживалась приходская жизнь. В храм потяну­лись верующие, матушка взялась вести воскресную школу для местных деток. Конечно, дом на ней, хозяй­ство, дети. Без работы не сидела. Городская, худень­кая «модельерша» делала открытие за открытием. Теперь-то она знает, что уголь бывает трёх видов: оре­шек, звёздочка и зерно. Орешек лучше, он крупнее, ес­ли дрова вместе с орешком - горение ровное и тепло быстрое. Надо только исхитриться вовремя, пока не прогорели дрова, подбросить в печку уголь.

Вот ведь как: освоила хитрости деревенской жизни, а пришлось ей уехать из Харабали. Вернее, не совсем уехать, а делить себя между Астраханью и приходом мужа. Бог располагает... Пришло Анечке время идти в школу. После перенесённой тяжёлой болезни глазки её ослабли, врачи настоятельно требовали, чтобы она училась в школе для слабовидящих детей. Такая шко­ла только одна в области - в Астрахани. Когда Фоти­ния пыталась объяснить врачам, что она жена священ­ника и её место рядом с ним на приходе, они не очень вникали в её проблемы, а пригрозили, что если она от­даст своего больного ребёнка в обычную школу в Ха­рабали, они подадут на неё в суд. Долго думали-гада­ли, как поступить. И отец Димитрий благословляет свою матушку пока пожить в Астрахани, чтобы дочка могла учиться в спецшколе.

- Все выходные, праздники мы на приходе. А уж будни у нас астраханские. Конечно, дети скучают без отца, но я говорю старшей дочке Оле, что ради Анюты надо потерпеть, смириться.

Семья крепнет общим делом, общими заботами, об­щей любовью. Уметь жертвовать ради любви искус­ство вечное, редчайшее, ценнейшее.

Хорошо, что Рагулины учат этому своих детей.

Пришло время сказать об иконе. Несколько лет я не была в Астрахани, в дорогом мне Казанском храме, где знаю многих прихожан. Но вот привёл Господь. Ступила под высокие храмовые своды и - обмерла. От увиденного чуда. Казанская икона огромных разме­ров слева от алтаря. Божия Матерь с кротко опущен­ными глазами, благословляющая десница и взыскую­щий взгляд Спасителя. Чем ближе подходила к иконе, тем светлее и радостнее становилось на душе. Было чувство, что икона живая. Ещё минута - и Господь ше­вельнёт указующим перстом, ещё минута - и колых­нётся тёмно-вишнёвая риза Матери Божией. Уже и складки вижу на рукаве Спасителя, уже и звёздочка на хитоне Пречистой Девы засветилась реальным, не­писаным серебром.

-   Да она живая...

-   Живая, - подтвердил отец Валерий, настоятель Казанского храма. - Потому что соткана из живой материнской молитвы. Говорят, молитва матери тво­рит чудеса, вот и это чудо сотворено материнским подвигом.

-   Кто она, эта удивительная мать?

-   Матушка Фотиния Рогулина. Дочка у неё была спасена от слепоты по молитвам к Матери Божьей.

Пришла ко мне: «Батюшка, хочу икону бисером вы­шить для вашего храма. Благословите». Можно ли Божье дело не благословить?

Втайне вышивалась икона. Но прежде чем решить­ся на такую огромную, два метра на метр восемьдесят, трудоёмкую работу, нужны смелость, решительность, и, конечно, упование на помощь Божью. Но было ещё огромное желание послужить Царице Небесной за ис­целение дочки, и именно это желание породило сме­лость и решительность. Казанские иконы на Руси, любимы и почитаемы. Именно перед ними молятся об исцелении больных глаз. Матушке Фотинии не за­быть, как прибежал отец Валерий в больницу к Анеч­ке, как кропил святой водичкой ослабленную бо­лезнью девочку, как читал акафист Казанской иконе, как сама она взмолилась не привыкшим ещё к молит­венным воздыханиям сердцем, прося милости у Зас­тупницы усердной.

Теперь-то можно сказать, дело прошлое. Матушка Фотиния никогда в жизни бисерных икон не вышива­ла, техникой бисероплетения не владела. Всё постига­ла через собственные, не через чужие ошибки. Снача­ла думала, чтобы бисер не скользил, надо нашивать его на ткань плотную, негладкую. Выбрала ситец. По­лучилось плохо, тускло, невыразительно. Теперь-то она знает, что лучше шёлка или парчи ничего не при­думаешь. Небольшая астраханская квартира Рогули­ных превратилась в мастерскую. Огромные пяльцы в два с половиной метра заняли всё место. Негде было пройти, негде было присесть. Повсюду коробочки, ко­робочки, коробочки. С бисером, стеклярусом, камуш­ками, нитками. Не месяц, не два - девять месяцев. Проткнув иголку, надо было обойти вокруг огромных пялец и вытянуть её с обратной стороны. Сотни кило­метров исхожено за девять месяцев. Мне интересно, удивительно и до сих пор непонятно, как можно отва­житься на такой труд одной хрупкой женщине. И я пристаю и пристаю, требуя подробностей:

-   Наверное, трудно было совмещать домашние де­ла и вышивание?