Куда ты пропала, Бернадетт?

На стройке все именно так. Мы с Бернадетт определенно выбрали «дешево» и «хорошо». Но получалось медленно. А в Белом замке – «быстро» и «быстро».

Белый замок был готов к сдаче раньше, чем Фокс и Уокер подвели Двадцатимильный дом под крышу.

ДЭВИД УОКЕР: Мужик из «Что поймаешь, то твое» стал появляться на площадке. Принимал работу декоратора. Как-то он решил, что ему не нравится бронзовая фурнитура. Все дверные ручки, петли, крючки и краны полетели в помойку.

Мы и мечтать не могли о таком счастье. На следующий день Бернадетт стояла буквально по колено в мусоре из Белого замка в то время, как на «роллс-ройсе» подъехал этот англичанин.

Найджел Миллз-Мюррей не ответил на наши просьбы об интервью. Но его коммерческий директор согласился поговорить.

ДЖОН Л. СЭЙЕР: Кому понравится, если сосед станет копаться в твоем мусоре? Да никому. Мой клиент с радостью уступил бы эту фурнитуру по разумной цене. Но эта женщина не спрашивала. Она вторглась в его владения и украла ее. Насколько я знаю, это незаконно.

В ту же ночь Миллз-Мюррей воздвиг забор с колючей проволокой и поставил круглосуточную охрану к подъездной дорожке. У двух участков была общая подъездная дорожка. Формально у Белого замка было право пользования территорией Двадцатимильного дома. Этот факт еще сыграет свою роль.

Фокс просто помешалась на выброшенной бронзе. Когда в Белый замок приехал мусоровоз, она прыгнула за руль и пустилась в погоню за ним. На светофоре дала водителю сто баксов и взяла все, что ей было нужно.

ДЭВИД УОКЕР: Она сочла эти штуки слишком вульгарными для интерьера. Решила соединить детали проволокой, как в старые времена, и сделать из них въездные ворота.

Миллз-Мюррей вызвал полицию, но дела заводить они не стали. На следующий день ворота пропали. Фокс не сомневалась, что их украл Миллз-Мюррей, но доказать ничего не могла. Ее работа в Гетти подошла к концу, она уволилась и направила всю энергию на Двадцатимильный дом.

ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Я, безусловно, заметил, что с момента ее увольнения кое-что изменилось. Я приводил к ней студентов, а она говорила исключительно о Белом замке: какое это уродство, как много они выбрасывают… Все это было правдой, только вот к архитектуре не имело никакого отношения.

Наконец строительство Белого замка было завершено. Вишенкой на торте стали калифорнийские веерообразные пальмы вдоль подъездной дорожки – они стоили миллион долларов. Каждую ставили на место с помощью вертолета. Фокс пришла в ярость из-за того, что ее въезд стал похож на «Ритц-Карлтон». Она пыталась жаловаться, но Миллз-Мюррей прислал свидетельство о праве собственности, в котором было четко сказано, что у него есть право пользования ее собственностью для «свободного въезда и выезда», а также «ландшафтных решений, содержания и текущего ремонта».

ДЭВИД УОКЕР: Прошло двадцать лет, а меня при словах «право пользования» и «въезд и выезд» все еще начинает тошнить. Бернадетт разглагольствовала об этом без умолку. Я начал носить с собой плеер, чтобы хоть иногда слушать что-то другое.

Миллз-Мюррей решил отметить новоселье, устроив шикарную тусовку. Пригласил Принца, чтобы тот пел на заднем дворе. На Малхолланд-драйв вечно негде припарковаться, так что Миллз-Мюррей нанял специальную прислугу для парковки. Накануне вечеринки Фокс подслушала разговор помощника Миллз-Мюррея с начальником этой прислуги – они шли по подъездной дорожке и прикидывали, как разместить на ней сотню машин. Затем она позвонила в десяток эвакуаторных компаний и сообщила, что на ее территории собираются незаконно парковать машины.

Во время вечеринки, когда вся прислуга прокралась на задний двор, где Принц пел Let’s Go Crazy, Фокс впустила целую эскадру эвакуаторов. Они в мгновение ока увезли двадцать машин. Когда на Фокс в бешенстве налетел Миллз-Мюррей, та спокойно предъявила документ о праве на собственность, где говорилось, что подъездная дорожка предназначена для «въезда и выезда». Не для парковки.

ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Элджи и Бернадетт тогда жили в «Бибер Бифокал». Они собирались переехать в Двадцатимильный дом и завести ребенка. Но Элджи начала раздражать война Бернадетт с соседом. Он и слышать не хотел о переезде. Я просил его подождать, сказал, что все может измениться.

Апрельским утром 1992 года Фокс позвонили.

– Вы Бернадетт Фокс? Вы сейчас одна?

Звонивший сообщил, что фонд Мак-Артура наградил ее «грантом для гениев». Прежде это не удавалось ни одному архитектору. Грант размером в пятьсот тысяч долларов присуждается «талантливым личностям, продемонстрировавшим исключительную незаурядность, упорство в творческом поиске и мощную индивидуальность».