Куда убегает ваш утренний кофе?

А изображение Иисуса Христа сделать можно, потому что человек это изображение Иисуса Христа.

[…]

Мой день выглядел примерно так:

Утром я выпивала с тобой кофе и убегала на работу. Предполагалось, что ты довезёшь меня до метро. Машины шли сплошным потоком, но ты долго не останавливался. Наконец, остановились синие жигули. Ты мог оказаться, например, суховатым анальным типом в роговых очках. Я знала, как с тобой разговаривать: «Пожалуйста, до метро». «Пожалуйста». По дороге не разговаривали, я чувствовала, что ты не в духе. Ты врубал радио. У метро мрачно спрашивал: «Здесь?» «Да, пожалуйста, сколько с меня?» «Нисколько». Я целовала тебя и выпрыгивала в толпу. На работе не отвлекалась. Закончив дела, я решала посидеть на скамейке. Закуривала. Ты подходил почти сразу, иногда садился рядом, тоже курил. На этот раз ты был каким-то чернявым, по всей видимости, проходимцем, впрочем, довольно молодым. Ты спросил меня «Что ты читаешь?» «Про зороастрийцев. Ты сам откуда, случайно?» «С Юга» «Как же тебя звать?» «Зови меня Алладин». Потом я зачем-то потащила тебя в магазин. Ты ходил за мной покорно и подшучивал надо мной. Потом мне это наскучило. Я сказала тебе: «Прощай, Алладин!», и пошла, опустив голову, глядя, как переставляются мои ноги. Рядом шагал ты. Ты матерился и обзывал чёрных суками. Мы сели в метро. Ты выглядел белокурой бестией, весьма поддатой бестией, и пел песню про маму. На голове — бандана. «Мама, бля» — говорил ты, раскачиваясь. Я вышла на конечной, залезла в маршрутку. Ты был сразу в восьми лицах, и это максимум, который я способна удерживать. Я всегда езжу в маршрутке лицом к остальным. Кто-то из тебя спал, кто-то сверкал девичьими глазами, кто-то упорно смотрел перед собой. Я разглядывала тебя всю дорогу. Дома я немедленно входила в сеть, чтобы прочитать, что ты написал за день.

Где-то в этот момент среди моих рабочих посетителей появился один ужасно неприятный тип, по виду — настоящий упырь, со слезящимися красными глазами, с лицом мертвеца и цепкостью репейника. Его фамилия была Мучкин. А звали его как АЧ.

Я думала — что же это за адская ипостась АЧ, и что за муки? Он добивался от меня выгодной сделки, но я от отвращения отобрала у него почти последние гроши. Сделка оказалась очень выгодна для моей фирмы. После этого Мучкин преисполнился ко мне крайнего уважения. Он приходил и стелился, и его мутные глаза засасывали меня, как вампирские болота, и все говорил и говорил деловым тоном, как там обстоят дела в его журнале «Афиша». Однажды он пришел, посмотрел болотным косым взглядом и сделал мне предложение перейти к ним в «Афишу». Он предложил сразу должность директора по PR и огромную, по сравнению с моей, зарплату. Он сказал, что меня там очень ждут, и ценят как отличного специалиста. Он попросил ничего не решать, но просто встретиться с Эндрю Поллсоном, директором. Сам он был директором по распространению. Что же, я пришла поговорить с Поллсоном. Видимо, разговор его удовлетворил. На прощание он сделал мне комплимент — он сказал, что я одеваюсь «совсем, как девушки в Оксфорде» (длинная юбка, вязаный свитер). Он сказал, что надеется увидеть меня в должности директора по пиару. Я ещё плохо понимала, что тут к чему, но уже сделала кое-какую разведку: на втором этаже, где был его кабинет, в рамочках висели выпущенные номера. Я обратила внимание, что обложки разных номеров, по большому счету, ничем друг от друга не отличаются. Из этого следовало, что они выпускают постоянно один и тот же журнал. Почему? Мне сказали, что журнал работает по двухнедельному циклу. По-видимому, предположила я, цикл начинается каждые две недели заново. Что-то у них пробуксовывает. Что же? Я уточнила, в чем миссия журнала. Оказалось — вовлечь читателя в ночную жизнь Москвы. Значит, им так и не удается вовлечь этого их читателя, и каждый раз цикл проскальзывает на начало, догадалась я. Теперь несложно было понять, что же это за читатель. Они приманивали его прелестями мира материи, пытаясь вовлечь в цикл воплощений. А он не привлекался и не привлекался. Я знала, кто это. Это тот прекрасный дух, что стоит за ЕП, когда он не хочет ничего из того, что не вечно, и желает уничтожить мир. Это Принц Хаоса, не желающий становиться новым воплощением на земле. Это сакральное, уставшее от возни с материей, Пуруша, улетающий от Пракрити, — вот кого хотели они поймать. Это тот упрямый юноша, что не стал бы со мной разговаривать, даже если бы я ему что-нибудь сказала — почему я и не говорила ему ни слова.

Кто же были эти существа, задумавшие поймать в свой двухнедельный журнал, как в ловушку, высокого духа? Складывалось впечатление что это существа на отдыхе. Они здесь, похоже, просто развлекались, разрабатывая проект. По Ямвлиху, совершенно очевидно, это были архонты.