Kuda vedet serdce

- Да, и это дает нам возможность прийти к следующим выводам, - подхватил Барнаби. - Поправь, если я ошибаюсь, но полиция всполошится, только если дома ограбят в Мейфэре. Значит, наши подозрения подтверждаются. Алерт понимает: только об ограблениях, пусть даже об одном, узнают, поднимется такой шум, что больше ни один взломщик не сунется в Мейфэр. Поэтому он и настаивает, чтобы все дома были ограблены за одну ночь.

- Черт! - ошеломленно пробормотал Стоукс.

- Именно, - кивнул Барнаби. - И кажется, я понял, у Алерта есть еще один довод, почему все ограбления нужно совершить в одну ночь. Очевидно, вещи, которые предстоит украсть, поистине бесценны.

- В таком случае, может, стоит предупредить хозяев? Узнать, в каком доме хранятся вещи огромной стоимости, но настолько легкие, что мальчишка может их унести?

Барнаби перевел взгляд на окно и хмурое осеннее небо за ним.

- Отвечаю: парламентская сессия закрылась в четверг. Сегодня - суббота. Слишком поздно поднимать тревогу: большинство светских семейств уже покинуло столицу. Кроме того, в свете нынешней политической ситуации вряд ли будет мудро, если в обществе станет известно, что полиция не смогла защитить богатые особняки от единственного взломщика.

Стоукс состроил ужасную гримасу и отвернулся.

- А определить особенно ценные вещи тоже невозможно - вставила Пенелопа. - Каждый дом в Мейфэре буквально набит ими. Я знаю, это кажется абсурдным, но в основном подобные безделушки накапливались в наших семьях на протяжении многих поколений. Для нас это просто ваза двоюродной бабушки Мэри, которую она получила от парижского поклонника. Что-то в этом роде. Ваза может быть бесценным лиможским изделием. Но вовсе не поэтому стоит на угловом столике. Это просто память о бабушке. И мы совершенно не думаем о том, сколько она может стоить.

- Пенелопа права, - согласился Барнаби. - Определить эти дома невозможно. Даже если мы догадаемся, за какими вещами охотится Алерт, расследование далеко не продвинется.

- Возможно, и нет, - согласился Стоукс, немного поразмыслив. - Но одно ясно: план Алерта подготовлен так, чтобы избежать вмешательства полиции. В таком случае Алерт, кем бы он ни был…

- … знает куда больше о работе столичной полиции, чем полагалось бы обыкновенному джентльмену, -докончил за него Барнаби. - Ты совершенно прав. Мы не можем найти Смайта и определить, какие дома должны подвергнуться ограблению, так что расставить надежные капканы не удастся. Следовательно, остается лишь одна возможность поймать преступников.

- Начать охоту на Алерта, - кивнул Стоукс.

Она твердила себе, что именно раздражение, разочарование и обычное нетерпение, вызванные неудачей расследования, побудили ее искать способ отвлечься. Но если быть честной до конца… она истосковалась по нему.

Поэтому вечером Пенелопа нежилась в большой кровати Барнаби. Он лежал рядом с ней на спине, закинув руку за голову. Мягкий свет канделябра падал на них. Она ощутила его взгляд и улыбнулась с восторгом обладательницы.

Сейчас, пусть и на несколько часов, он принадлежит ей, только ей. И она это знала.

Чуть приподнявшись, она положила руку ему на грудь и медленно повела ладонь вниз, по бугрящимся мускулам, плоскому животу и ямке пупка, а потом еще ниже, к той части его тела, которая трепетно ожидала ее прикосновения.

И это наполнило ее осознанием собственной власти.

И он ждал ее. Ждал, всем своим существом. Хотя они не назначали свидания, но когда вечером она постучалась в дверь его дома, Барнаби встретил ее на пороге. Мостина нигде не было видно. Барнаби проводил ее в свою спальню, запер дверь, и стоило ему шагнуть ближе, как у Пенелопы бешено заколотилось сердце.

Она буквально бросилась в его объятия, безмолвно давая понять всю степень своего голода. И он отвечал с не меньшим пылом. Они, как всегда, боролись за первенство, сначала его, потом ее, и снова его.

Наконец он придавил ее обнаженное тело своим и вонзился в гостеприимное лоно с яростью, оставившей обоих совершенно выжатыми и восхитительно изможденными.

Они свалились на постель, не в силах пошевелиться.

И теперь после того, как затихли последние волны наслаждения, умиротворенная Пенелопа пребывала в состоянии тихой радости, которую до этого дня ей не доводилось испытывать.

И долго гладила его грудь, как всегда, пораженная контрастами. Ее рука была такой крохотной, а его мышцы - такими упругими, массивными… и все же Пенелопа и Барнаби каким-то образом дополняли друг друга. И не только в физическом смысле.

Внешне все выглядело так, словно оба стремятся утолить чувственный голод, и все же на самом деле их терзали куда более мощные и сильные потребности. По крайней мере так считала Пенелопа.

И она начинала верить, что он тоже так думает.

Обоюдное стремление обладать, защищать и заботиться - вот что отныне лежало между ними. И свидетельства их духовной связи с каждым днем становились все определеннее.