Куйбышев

Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает.
Слышны всплески здесь и там.
Буря, буря наступает,
С нею радость мчится к нам.

Радость жизни, радость битвы
Пусть умчит унынья след,
Прочь же, робкие молитвы!
Им уж в сердце места нет.

В сердце дерзость. Жизни море
Вскинет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.

Горе выпадет на долю —
Бури шум поможет нам
Закалить страданьем волю,
Но не пасть к его ногам.

Будем жить. Любовь? Чудесно!
В бурю любится сильней.
Ярче чувства, сердцу тесно
Биться лишь в груди своей.

Так полюбим! Жизни море
Вскинет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.

Наслажденье мыслью смелой
Понесем с собою в бой
И удар рукой умелой
Мы направим в строй гнилой.

Будем жить, страдать, смеяться,
Будем мыслить, петь, любить.
Бури вторят, ветры злятся…
Славно, братцы, в бурю жить!

Ну-те ж в волны! Жизни море
Вскинет нас в своих волнах.
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.

В высоких сферах окончательно склоняются: водворить под гласный надзор полиции в Каинск[5]. И тамошнему воинскому начальнику Куйбышеву строго вменить постоянное иметь попечение о блудном сыне.

Иметь попечение… Много лет назад наставлял Владимир Яковлевич: «Помни, Воля, о декабристах». Ну как же! Были и они в малом тихом городке Каинске на старом Московском тракте. Принимал их в своем доме городничий Степанов. Радушно потчевал. Свои виды развивал о насаждении просвещения в сибирской глухомани. В записях декабриста Ивана Пущина тем беседам с городничим подтверждение и высокая похвала.

По пути на Сахалин Каинск навестил доктор Чехов, Антон Павлович. Не обошел вниманием его также Максим Горький. В «Климе Самгине» описал историю, в подробностях известную Валериану. О том, как самые толстые в империи каинские купцы отвалили крупную сумму ради того, чтобы выставить себя на всероссийское посмешище. Умаслили инженера Кокоша. Он смилостивился, отвел от Каинска грохочущую, сотрясающую основы чугунку. Транссибирская магистраль прошла в стороне. В двенадцати верстах южнее поднялся злой конкурент, центр купли-продажи Барабинск. Поначалу железнодорожная станция, потом и город.

В Барабинске все наискорые поезда останавливаются. Торговые люди выходят. Всякий груз выгружают. А что для Каинска предназначено — на подводы и по тракту тишком. Таким манером в серый апрельский день, чуть тронутый оттепелью, в каинскую почтовую контору прибыла посылка. Деревянный ящик, зашитый в коленкор. Из Киева. Куйбышеву, воинскому начальнику. Тут же явился господин Шеремет, уездный исправник. С поспешностью чрезвычайной посылку заарестовал.

В собственноручном описании исправника его превосходительству томскому губернатору:

«1 мая 1909 г.

…В порядке 1035-й и 258-й статей Установления уголовного судопроизводства мною произведена выемка посылки. По вскрытии в ней оказалась нелегальная литература в виде периодических местного и заграничного изданий Российской с.-д. партии. Кроме адреса, на обшивке посылки, на верхней и нижней крышках написано: «Валериану».

Ввиду означенных данных мною арестованы оба сына Куйбышева — Валериан и Анатолий Владимировы Куйбышевы…

Об изложенном доношу Вашему превосходительству, докладывая, что дело о Куйбышевых передано начальнику губернского жандармского управления 1 мая за № 313.

Присовокупляю: Уездный воинский начальник Куйбышев с марта месяца выехал в Петербург для лечения».

Снова беспокойство его превосходительству губернатору. На этот раз от полковника Романова. Однофамильца самодержца российского. Начальника томского жандармского управления.

«12 мая 1909 г. секретно.

На основании 21-й статьи о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия прошу распоряжения Вашего превосходительства о продлении ареста политическим арестантам Анатолию и Валериану К_у_й_б_ы_ш_е_в_ы_м, содержащимся в Каинском тюремном замке».

Губернатор препятствий для продолжения ареста но видит. Одно только надлежит изменить. Опасных заключенных побыстрее доставить в губернский центр. В политический корпус тюрьмы. Место надежное. Пусть себе сидят сколько понадобится.