Куйбышев

Если бы еще к тому паспорту хотя бы одну уцелевшую явку. В столице только что отбушевала очередная волна арестов. Которая по счету после третьеиюньского переворота Столыпина?! Орудия главного калибра все бьют ро большевикам. По противнику непримиримому.

Валериан ищет связи с подпольем. Для хлеба насущного — частные уроки, старая профессия репетитора. Нет — так работа на песчаном карьере. Лопатой сбрасывать песок вниз, на площадку, где нагружают тачки.

В свободный день с утра отправляется на Стрелку. В воскресенья там, на взморье, много служилого люда. Может, и встретится нужный человек.

Судьба благосклонна. «Я только что поднялся со скамьи, — описывает Валериан, — и с газетой в руках шел по аллее. Навстречу товарищ, с которым я работал некоторое время в Петропавловске. Мы бросились друг другу в объятия. Целуемся, жмем руки. Он обращается ко мне: «А как тебя теперь звать?» В Сибири мы оба действовали под партийными кличками, настоящих имен не знали. Я говорю, что меня зовут Андреем. «Вот здорово! Я тоже Андрей. А как твое отчество?» — «Степаныч». — «Ты что? Я тоже Степаныч. А как фамилия?» — «Соколов». — «Я тоже Соколов. Какой губернии?» — «Новгородской». — «Какого уезда?» — «Череповецкого». — «Где ты взял мой паспорт?»

Я, толком ничего не понимая, ответил, что паспорт получил у челябинских эсдеков. «Правильно! Когда меня угоняли в ссылку, я передал паспорт товарищу из Челябинского комитета».

Положение создалось щекотливое. Хорошо, что подлинный Соколов приехал в Петербург только позавчера — и наши паспорта, заверенные в разных районах, еще не встретились в Центральном паспортном бюро, поэтому пока и не обнаружилось, что в городе появились два лица с совершенно одинаковыми «видами на жительство». Андрей остановился за Нарвской заставой, я жил на Петербургской стороне…

Естественно, поскольку он Соколов, а я не Соколов, он имел все преимущества для того, чтобы владеть этим паспортом. Значит, мне надо каким-то образом исчезнуть из Петербурга».

А что, если попытаться… Валериан обращается за протекцией к старшему дворнику. Не возьмется ли он поспособствовать в получении заграничного паспорта. «Можно-с. С полным удовольствием… коли господин Соколов не очень стеснен деньгами». Куйбышев с повышенной готовностью достает золотую пятирублевку, сбереженную на чрезвычайный случай. Через день-другой в полицейском участке выписывается свидетельство в том, что Соколов Андрей Степаныч под судом и следствием не состоит. Благонадежен! Теперь получить желанный паспорт дело совсем плевое.

Поезд уходит утром.

«С вечера я уложил чемодан, — описывает далее Валериан. — Связал подушку и одеяло. Решил, что ночь можно или не спать, или подремать на портпледе, задрав ноги на чемодан. Так лежу, покуриваю и с наслаждением представляю себе, как я окажусь за границей. Я там никогда не бывал и не рассчитывал оставаться надолго. Повидаюсь с Лениным. Отведу душу. Получу новые поручения. И назад, в свои палестины. Может быть, в Питер, может быть, в Сибирь?.. Разволновался. Никак не успокоиться.

На землю возвращает громкий, требовательный стук в дверь. Входит товарищ, с которым я познакомился совершенно случайно. Страшно возбужден, бегает по комнате, ничего не замечает. Уложенный чемодан, связанная постель, явные приготовления к отъезду — мимо его внимания.

Я спрашиваю, в чем дело. Он машет рукой — да нет, ты не можешь помочь — и продолжает ходить по комнате. Я пристал: «В чем дело? Может быть, я помогу?» Он объяснил: «Сегодня в Петербург приехал один человек, которому за Московское вооруженное восстание грозит смертная казнь. Его надо отправить за границу, а я не могу найти паспорт».

Я уставился на него. Паспорт для товарища, которому грозит смерть… Я ему отдал свой заграничный паспорт.

Трудно описать восторг, который охватил моего гостя. Он то хохотал, то начинал плакать, обнимал меня. Был так рад, что даже не спросил, что будет дальше со мной, и стрелой вылетел из комнаты, чтобы передать заграничный паспорт осужденному на смерть.

Все произошло так быстро, что я не узнал фамилии человека, которому оказал услугу. Но это было неважно».

Ехать Валериану все-таки придется. Недели через две с Николаевского вокзала. В томскую тюрьму.

Август, сентябрь, октябрь 1908 года он проведет в одиночной камере. В ожидании, покуда высокие власти решат, можно ли довольствоваться водворением злонамерен-кого беглеца в ранее выбранное ему место административной высылки — город Каинск. Или надлежит из высших государственных соображений загнать куда подальше, Не спеша идут казенные бумаги из Томска в Санкт-Петербург. Из Санкт-Петербурга в Томск.

Заключенный Куйбышев покамест стихи сочиняет. На волю передает, ухитряется.