Куйбышев

Последние дни перед судом. В местном официозе, недавно учрежденной газете «Голос степи», приказ по Степному генерал-губернаторству. Военно-окружному суду при закрытых дверях приступить к слушанию по статье 126-й Уголовного Уложения дела 38 государственных преступников. Председательствовать на заседаниях генерал-майору Шуляковскому. При членах суда 9-го пехотного Сибирского Тобольского полка подполковниках фон Вирене и Бюрюкове, 3-го Сибирского казачьего полка войсковом старшине Фролове и 12-го пехотного Сибирского Барнаульского полка подполковнике Быкове. Обвинителем выступать помощнику военного прокурора подполковнику Горнеферу.

Не теряют даром времени и лица, совершившие преступные деяния. При том, что все они, за вычетом трех неблагонадежных девиц, пребывают в одной камере, туго набитой. Староста Валериан Куйбышев поблажек не дает. Строго требует, чтобы не отлынивали — занимались, читали, готовились к нелицеприятным схваткам с двумя сопроцессниками, самыми старшими годами. Вроде бы вечное — восемнадцати-девятнадцатилетние юнцы против отцов, многоопытных, почтенных. Куйбышев с юнцами против Константина Попова и «товарища Анания». На конференции, что провалилась, «товарища Анания» отрекомендовали: «Представитель Центра». В камере он назвался: «Абрамович. Большевик. Бежал из енисейской ссылки».

Всю правду знают Попов с Куйбышевым. «Товарищ Ананий», «Абрамович» — для отвода глаз полиции. Высокий, худощавый, доброжелательный человек с матово-бледным продолговатым лицом, давно не стриженной бородкой — непримиримый, беспощадный революционер Виргилий Шанцер…[2] Председатель Московского комитета большевиков в 1905 году. Душа и мозг декабрьского вооруженного восстания. И великолепный знаток права, ученый юрист. Оратор необыкновенного дара. С легкой руки Ильича эсдеки много лет зовут его «Маратом». Российским Маратом!

Юнцы крупно спорят с Константином Поповым, с Виргилием Шанцером. По двум предметам схватываются. Один подброшен многоопытными отцами, чтобы отточить оружие. Что-то близкое солдатским учениям, военным маневрам. Попов или Шанцер, иногда вдвоем, излагают взгляды меньшевиков, эсеров, анархистов. Молодые обязаны опровергнуть. Правоту свою большевистскую утвердить. Без пустозвонства и раздражающих насмешек.

Жизнь скоро предоставит случай побороться со стопроцентными меньшевиками. Тут же, в тюрьме. В комнате свиданий однажды сходятся два состава Омского комитета. Старый, арестованный на конференции, и вновь составленный, с креном в сторону тишайших поборников легальной простолыпинской партии. Со стороны должно выглядеть как сердечное свидание родственников, ближайших друзей. Времени в обрез. Страсти накалены до предела. Или — или! Мандат на V съезд РСДРП только один. Верх одержит тот, кто сумеет в быстрые минуты представить неотразимые доводы в пользу своей позиции. Ленинцы или отступники?

Заглядывает надзиратель. «Быстрее! Срок свидания не может быть продлен».

Золотая середина исключена. Кому мандат?

К_у_й_б_ы_ш_е_в: «Мы все же большинством голосов избрали Шанцера и кандидатом Попова. В надежде на то, что им так или иначе удастся освободиться»[3].

О возможности освободиться, повернуть судьбу — спор второй.

Декларация Шанцера, весьма озабоченного:

— Друзья, вы в большинстве молодые революционеры, не знающие еще ни ссылки, ни тюрьмы, ни каторги. И может быть, поэтому вы так легко отнеслись к предложению заняться демонстрациями на следствии и суде. Вы решили войти в зал с пением «Марсельезы», чтобы вас тут же выставили и процесс продолжался в отсутствие подсудимых. Наивная забава. Никто «Марсельезы» нашей не услышит, никто о ней не узнает…

Я предупреждаю вас, что, по-видимому, дело принимает серьезный оборот. Очень может быть, что все мы пойдем на долгосрочную каторгу.

Уверенные голоса:

— Нас освободит революция!

— Я не хочу, чтобы меня освобождала революция, — парирует Шанцер. — Я хочу революцию делать!.. Вы должны предоставить нам с Поповым — Константин Андреевич юрист, я… человек опытный в такого рода процессах — возможность использовать все ошибки, допущенные во время ареста и ведения следствия. Мы постараемся скомпрометировать полицию, обвинителей, повлиять на приговор.

Защитников со стороны, думаю, приглашать не надо. Но это необходимо подвергнуть тайному голосованию. Если даже значительная группа лиц выскажется за защиту, то мы с Поповым считаем, что меньшинство имеет право на свободу действий.

Бурный взрыв негодования. Нет, нет! В общение с царским судом не вступать. Высказать абсолютное презрение! Все другое недостойно революционеров. «Марсельеза», и никакой защиты!..

Слышатся и голоса жалостливые. Если «товарищу Ананию» или Константину Андреевичу каторга больше не по силам, никто не осудит. Они, конечно, свое отсидели в местах, куда Макар телят не гоняет… Перед их побегами с Лены, с Ангары мы снимаем шапки. Теперь наш черед!