Куйбышев

Мы вышли из квартиры значительно пополневшими. Портфель был неимоверно тяжел. Квартира находилась на окраине, в очень глухом переулочке, и нам долго пришлось идти, пока мы не вышли на сравнительно большую улицу… Я вдруг обнаружил, что сзади нас, шагах в двадцати, идет околоточный надзиратель. Чтобы проверить, случайно это или за нами следят, мы свернули в первый попавшийся переулок… Мы снова увидели этого же околоточного, идущего за нами уже по переулку. Портфель и свертки страшно оттягивали руку, а перекладывать из одной руки в другую было бы неосторожно, так как это выдало бы необыкновенную тяжесть портфеля. Мы начали маневрировать. Свернули в другой переулок — околоточный за нами; свернули еще раз — околоточный опять-таки за нами. Мы были в полном отчаянии: дальше идти с таким грузом, который давил грудь, оттягивал плечи и руки до того, что они становились бесчувственными, было свыше сил. Еще одна минута, и мне пришлось бы бросить портфель, что означало не только потерю этих бомб, но и неизбежный провал, так как идущий сзади околоточный не мог не обратить на него внимания… Осторожно оглянувшись, я увидел, что околоточный зашел в один из домов переулка. Стало совершенна очевидным, что его путь лишь случайно совпадал с нашим. Вслед за этим поблизости, шагах в десяти от нас, я увидел извозчика, проезжающего по переулку. Я позвал его, назвал ему адрес, мы сели и поехали. Удачный исход развеселил меня. Однако я с удивлением заметил, что спутница моя необыкновенно мрачна, и на мой вопрос, в чем дело, я слышу встречный вопрос:

— Вы сознаете, что вы сделали?

Я недоумевающе смотрю на нее.

— Ведь вы же провалили все дело, — сказала она. — Вы громко назвали адрес склада, а околоточный зашел в этот дом только для того, чтобы затушевать погоню за нами. Он все слышал, теперь ему не надо даже гнаться за нами, так как он знает адрес, куда мы едем. Об этом немедленно будет сообщено по телефону куда следует, и провалимся не только мы, но и склад.

Нервы у меня были страшно взвинчены и опасностью дела, и мнимой погоней околоточного, и наступившей ночью. Мне казалось, что она права, и я сказал ей:

— Так давайте не повезем бомбы по указанному адресу.

Но в ответ Яковлева заявила, что она на это не пойдет и раз я назвал адрес склада, то склад все равно будет провален, товарищи, работающие там, погибнут, и мы также обязаны с ними погибнуть.

Агата всю дорогу твердила об ужасе положения, которое я создал, и довела меня до последней степени отчаяния. Нужно не забывать, что мне было только семнадцать лет, в конспирациях и подпольной борьбе я был не закален. Яковлева была старше меня, и то, что она говорила, я принимал за проявление большого опыта.

…В крайне тягостном настроении мы приехали на квартиру, где помещался центральный склад. Сильно меня ободрило то обстоятельство, что товарищ, ведавший этим делом, был жив и невредим, что он был в крайне веселом настроении. Пессимистические предсказания Агаты Яковлевой его рассмешили. Ни минуты не колеблясь, он разгрузил нас, после чего я почувствовал, какая огромная тяжесть лежала на моих плечах, на груди и на спине. С веселым смешком он выпроводил нас затем из квартиры…

Вскоре, совершенно помимо моей воли и желания, мне довелось «отомстить» моему товарищу Агате Яковлевой…

Поздним вечером, часов в одиннадцать, я возвращался домой с какой-то партийной операции. Помню только, что у меня в портфеле было шесть револьверов. Недалеко от моей квартиры я заметил кинувшуюся ко мне из темноты ворот Агату.

…Агата спросила, что у меня есть в комнате и кого надо предупредить о предстоящем обыске моей квартиры. У меня в одном из ящиков комода было очень много нелегальной литературы, но не это была главная беда: ко мне завтра утром должны были прийти представители всех районов Петербурга, которым я должен вручить эту литературу… Пять-шесть товарищей могли быть арестованы и хотя бы на время оторваны от работы. К счастью, я знал их адреса. Мы, меняя извозчиков, начали объезжать все районы. Были за Нарвской заставой, за Невской заставой, в центре города, в конце концов израсходовали на извозчиков все деньги и на Васильевский остров пошли пешком».

Там, на Васильевском, предстояло расстаться^ Рядом был дом, где квартировала Агата. А Куйбышеву еще тащиться на Выборгскую сторону — предостеречь еще одного товарища. Уже прощаясь, Агата все-таки объяснила, что произошло.

Квартирная хозяйка Куйбышева, финка, скупая и сварливая женщина, в десять часов потребовала, чтобы Агата ушла. Та возразила: «Я буду ждать своего товарища». Хозяйка пробормотала что-то угрожающее. Вскоре хлопнула дверь. Агата твердо решила — женщина пошла за полицией. Живо представила, что сулит появление полицейских, возможный обыск… Быстро оделась, вышла. К своему ужасу, увидела поднимающихся по лестнице околоточного надзирателя и квартирохозяйку. Прижалась в угол, в тень плохо освещенной лестницы. Ее не заметили…