Бабушка то в одно окно посмотрит, то в другое — наглядеться не может на весь этот праздник. Смущаясь, посмотрела на себя в зеркало: не в саже ли она… в такой-то день!
Когда стемнело, забеспокоились в Шишках: нет детей в избах. Матери то и дело бросают взгляды на окна, тревожатся, даже колядовать никто не идёт. Уже и мелочь приготовлена, и калачи на столе, а собаки на дворе молчат. Прислушаются — у соседей тоже колокольчика не слышно… Тихо кругом…
— Видно, придётся идти искать. — Мужчины выходят на дорогу и добираются по снегу до бабушкиного дома.
Все здесь! Только одного мальчика никак не мог найти отец. А потом разглядел, что он стоит на самой верхушке ёлки, чтобы раньше всех встретить Новый год!
И тут устроила детвора со своими отцами такой большой круг, что казалось, вокруг бабушкиного дома целый забор из людей выстроился.
А Титирикэ, конечно, в самом центре этого круга:
— Гей, гей! Принимайте гостей!
Не жалейте сластей!
Нам — орехов и конфет,
Вам — счастливых долгих лет!
Гей, гей! Гей, гей!.. Звони веселей!
Титирикэ осыпал колядками словно разноцветными конфетами, и ёлку, и дом, и бабушку с собачкой.
И вот начали хлопать вокруг дома кнуты, и зазвонили сразу восемьдесят колокольчиков — столько лет было бабушке. А когда кричали «гей-гей-й!» — слышно было и в соседних сёлах.
Звёзды в эту ночь не могли уснуть: сдувая облака, они с любопытством смотрели сверху со свечами в руках — сроду не видывали и не слыхивали они такого веселья в Шишках.
А бабушка?! Что бабушка? То она от переполнявшей её радости вырастала до небес, то становилась маленькой-маленькой, словно с порога дома в темноту светили два глаза — две звёздочки, которые то смеялись, то плакали, сами не зная отчего!..
Все праздновали! Все радовались! Только вот собачонка Кнопка, увидев столько народу, сбежала из дому.
— Дура ты, дура! — ругала её на следующий день бабушка. — Уйти из дому в такую ночь? Такое случается, может, раз в восемьдесят лет!..