— Может, они откуда-то узнали, что в нашей школе есть чучело аиста? — говорил как бы сам с собою Груя. — И вдруг этот аист чей-нибудь их дедушка?..
— А может, просто дело к осени идёт, — предположил Титирикэ, — вот аисты все и улетели?..
Но тут школьный звонок всех мальчишек с крыши, словно сильный ветер, сдул…
Вот уже с деревьев вслед за ребятами жёлтые листья стаями, словно птички, летят — посмотреть, для чего это они каждый день в школе собираются… Скоро все деревья облетели и стали похожи на большие аистиные гнёзда.
В один прекрасный день, когда в поле зазеленела озимая пшеница, Титирикэ получил пятёрку и шёл домой такой гордый и важный, как будто он бог знает какой подвиг совершил. Идёт это он, а вернее — плывёт с задранным носом, но на всякий случай под ноги всё же смотрит: пятёрочник да с разбитым носом — не очень красивая картина будет. Идёт и вдруг видит… денежку. Титирикэ не сразу её поднял. Он остановился и подумал: если эта монета турецкая, то я отнесу её в музей… Монета оказалась наша, пятикопеечная, так что в музей нести её не надо было.
— Эй, Груя! Как ты думаешь, если положить копейку на место, завтра мы найдём здесь две? — спросил он своего приятеля.
— Ни одной не найдём, — ответил Груя. — Точно, что ни одной, повторил он, подумав.
— А вот о чём я сейчас размышляю, ни за что не догадаешься, сказал Титирикэ и, не договорив, побежал домой и вернулся, неся в руках небольшой бочонок. Он опустил денежку в отверстие бочонка, — она там глухо звякнула, — а бочонок привязал к забору Иона Думиникэ.
Рядом, к слову, стоял колодец, поэтому проходившие мимо люди думали, что Ион Думиникэ выставил бочонок, чтобы наполнить его водой.
На другой день Груя и Титирикэ чуть свет встретились у этого бочонка. Титирикэ первым делом заглянул в отверстие, но ничего не увидел. Хорошо, что Груя захватил с собой электрический фонарик и посветил Титирикэ. С помощью фонарика они разглядели, что на дне бочонка лежало уже две монеты. Груя почесал в затылке, а Титирикэ стоял рядом и старался ничем не выдать себя: он ведь сам, своей рукой, ночью бросил в бочонок вторую монету.
После обеда мальчишки забили втулку в отверстие бочонка, отпилили её и пробили узенькую щель в днище, — теперь опустить денежку можно было, а вытащить нельзя. Груя принёс верёвку потолще, и они вместе с Титирикэ снова привязали бочонок к забору: ведь если в него набросают много-много денег, он будет очень тяжёлый.
Скоро все приятели Груи и Титирикэ стали тоже опускать в бочонок денежки: медь или серебро, у кого что найдётся. Поначалу деньги бросали просто так, из любопытства: интересно, долго ли простоит после этого бочонок? А потом стали опускать со смыслом: как не опустить, если это уже не просто бочонок, а сберегательная касса.
Когда обо всём этом узнал Ион Думиникэ, он долго стоял возле бочонка в раздумье, качая головой, так что казалось, она у него вот-вот отвалится. А вечером решил переночевать под забором, покараулить бочонок. Мало ли что может случиться? Даже собаку привязал на ночь рядышком. Если уж что делать, то по-хозяйски, чтоб не стыдно было потом людям в глаза смотреть.
Взрослые сначала делали вид, что они этого бочонка вроде бы и не замечают, но однажды, в воскресенье, не выдержали и все как один явились, — целая живая очередь к Титирикэ выстроилась. На лицах так и написано было: что же это такое, люди добрые, ребятишки нас в таком сберегательном деле обошли? Может, мы тоже хотим участвовать?! Стоят, шапки в руках мнут, просят, убеждают.
— Ладно, — согласился Титирикэ, — если вы тоже участвуете, то нужен бочонок побольше!
Недолго думая, привезли большую бочку, такую большую, что её и к забору опасно было привязывать — вполне мог и свалиться. Судили, рядили и подняли бочку на столб, на всякий случай повыше, чтоб вода не унесла, а на столбе приколотили дощечки, что-то вроде лесенки, да так ладно всё сделали, что каждый мог подняться по ней — и старый, и малый.
Женщины тоже не обходили это диво стороной, особенно в дни ярмарки. Одна курицу продаст, другая — масло или ещё что-нибудь и по дороге домой обязательно остановится возле бочки и развяжет платок. Правда, ступеньки на столбе недолго держались, — тогда ребята приставили к столбу надёжную лестницу. И, вы знаете, от этой общей сберегательной бочки сельчане как-то подобрели и почестнели.
— Надо же, — дивились друг на друга люди, — оказывается, в нашем селе и двери можно оставлять открытыми!
И пошла-побежала весть по всей округе, что в Шишках стоит посреди села бочка с деньгами и её никто не трогает!..
— А у нас, — говаривал житель соседнего села Реча, — и пустой бочонок на дороге не заночует, потому что бочонок есть не просит и в хозяйстве не помешает.
Ребята были на седьмом небе от счастья, а Титирикэ, тот на восьмом: не зря же это он сам всё придумал. Надо же — целая бочка денег!
Только вот хозяин забора Ион Думиникэ стал призадумываться и поговаривать: