Кукареку. Мистические рассказы

Ее защитник подавал апелляции в Верховный суд, даже самому, кажется, Метатрону, но мнение о Йэхиде сложилось такое, что никто уже помочь ей не мог. Йэхиду разлучили с Йохэдом, отрубили ей крылья, остригли волосы и надели на нее длинное одеяние, саван для тех, кто подлежит аннигиляции. Ее перестали питать Небесной музыкой, благоуханиями рая, тайнами Торы, лучезарным сиянием Шхины. Она не купалась больше в бальзамных источниках. Сумрак нижнего мира ойлэм-хатахтн[96], заранее поданный в камеру, наводил тоску. Но гораздо мучительней была тоска по Йохэду. Йэхида потеряла возможность общаться с ним телепатически. Связь ясновидения тоже между ними была прервана. Да что там, даже отняли слуг – несколько душ юных отроков и отроковиц. Ничего не оставили бедной Йэхиде, кроме страха смерти.

Смерть, правда, – гостья не редкая, но беда эта обычно случалась с душами низменными, пустыми, не познавшими любви. Что происходит с умершей душой – этого Йэхида не знала, да и не очень-то интересовалась. Скорее всего, душа просто угасает, исходит, как свечка. Хотя некоторые полагают, что искорка жизни сохраняется в ней. Но сразу же начинала гнить, покрывалась коростой и струпьями, и могильщик клал ее в могилу, которая называется лоно. Там она превращалась в опухоль, фунгус, паразитическое образование под странным названием: ребенок. Потом начинались терзания ада – рождения, роста, труждения. Если верить мудрым книгам, то смерть – далеко не последняя стадия. Душа очищается и опять возвращается к своим корням. Откуда мудрые книги черпали все эти сведения? Ведь, насколько Йэхида себе представляла – а была она весьма просвещенной, – до сих пор с Земли никто еще не возвращался, да и что там может вернуться после того, как душа сгнивает дотла, рассеивается во мраке? И теперь ей, Йэхиде, предстояло отправляться туда. Думэ, этот малхамовэс с его огненным мечом и тысячью глаз, мог явиться в любую минуту.

Первое время Йэхида плакала днем и ночью. Потом слезы иссякли, но мысли о нем, о Йохэде, мучили ее, не переставая, наяву и во сне. Где он сейчас? С кем он? Она отдавала себе отчет в том, что вечную верность хранить ей он не станет. Храмы полны юных девственниц, ангелиц, серафимиц и херувимиц, девиц-аралим и прочих прелестных созданий. Как долго сможет он устоять? Ему ведь считаться не с чем, ведь он, как и она, Йэхида, – неверующий. Это именно он и внушил ей, что дух – никакой не плод Творения, а побочный продукт природно-естественного процесса, который он называл «эволюция». Йохэд не признавал Божественного Промысла, свободы выбора, святости и греха. Что же может теперь побудить его к воздержанию? Небось разлегся уже в коленях какой-нибудь крылатой бабенки и рассказывает ей про Йэхиду, как рассказывал ей, Йэхиде, про других. Хвастал своими победами. Как же быть? Что предпринять? Все каналы к нему перекрыты. Ждать милости не от кого. Прощенья не будет. Путь один – вниз, на Землю, в неуютную плоть, в этот ужас, называемый «тело». Тело – мясо и кровь, нервы, мозг, дыханье и прочая мерзость, от которой при одной только мысли пробирает мороз. Хотя фрумаки[97] и сулят воскресение! Душа, видите ли, не остается, согласно их проповедям, вечно прозябать на Земле. По отбытии наказания душа якобы снова поднимается вверх, в мир, откуда спустилась. Какое ханжество, какое грубое суеверие, рассчитанное на простаков! О какой еще душе можно толковать после того, как она была тлением, гнилью, так называемой плотью? Нет, воскресение – миф, греза, наукой не подтвержденная. Утешительная ложь для душ примитивных и трусливых. Почему-то никто еще добровольно на кладбище это – на Землю – не отправлялся. Разве что несколько помешанных самоубийц.

2

Как-то ночью, когда Йэхида лежала в углу своей камеры, терзаясь воспоминаниями о Йохэде, о наслаждениях, которые он мастер был доставлять, о поцелуях его, о таинственном шепоте, играх, которым он ее научил, – явился Малхамовэс. Он обратился к ней:

– Сестра, твое время пришло.

– И никак нельзя отпроситься?

– Живым отсюда никто еще не выходил.

– Что ж, делай что полагается.

– Покайся в грехах. Раскаяние помогает, даже сейчас.

– Сейчас, когда меня вот-вот сбросят на Землю? Нет, раскаиваться мне не в чем, разве только, может быть, в том, что я мало грешила.

Она умолкла, молчал и Малхамовэс. Потом он сказал: