Кукареку. Мистические рассказы

Йэхида закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Лошадь ступала ровно, шаг за шагом. Ночь сгущалась. И всякий в этой ночи мертвец – человек и каждая тварь – громко оплакивал свою смерть: кто – хохоча, кто – крича, щебеча, кто шорохом крыл. Прошла группа скелетов, напившихся зелья, давшего им ненадолго забыться в этом Гехэнэме. Йэхида вся погрузилась в себя, тишина и оцепенение объяли ее. Она задремала, совсем ненадолго, но, когда мертвые спят, у них восстанавливается связь с прошлой жизнью. Во сне исчезает иллюзия времени и пространства, причины и следствия, масштаба и соразмерности. Во сне Йэхида опять оказалась в родном ее мире. Видела мать, подруг и учителей. Йохэд, должно быть, тоже вздремнул, потому что и он оказался там. Они узнали друг друга и обнялись. Смеялись от счастья и плакали. Им открылась истина: смерть на Земле только призрак. Только стадия, ступень на подъеме к высшей, более светлой любви. Юная парочка проезжала мимо дворцов, островов для небесных птиц, рощ, в которых пасутся божественные стада, мимо оазисов с выздоравливающими душами. Они поравнялись с тюрьмой, заглянули в оконце. Там сидела душа, приговоренная к изгнанию на Землю. Йэхида уже знала, что это – ее будущая дочь. И, просыпаясь, услышала голос:

– Могила и могильщик нашли друг друга. Погребенье – сегодня ночью.

Бывальщина

Гимпл-дурень

1

Я – Гимпл-дурень. Сам-то себя дурнем я не считаю. Даже наоборот. Но так уж прозвали меня. Давно, еще когда я мальчиком ходил в хэйдэр. Семь прозвищ у меня было, на выбор: Болван, Остолоп, Недоумок, Тупица, Осел, Окорок, Дурень. Последнее ко мне и прилипло. А в чем была моя дурость? В том, что меня легко было разыграть. Скажут, к примеру: «Гимпл, у нашего ребе жена родила. Завтра занятий не будет». Ну я и не пошел в хэйдэр. А оказывается, меня разыграли. А откуда мне знать было? Как же, у ребецн не было, мол, живота! А я на ее живот и не смотрел. Где ж тут дурость? Все вокруг гогочут, аж трясутся. Рожи корчат, скачут передо мной, «хоронят»: «Эль молей[100] – дуралей…» А то насыплют мне два полных кармана орешков – овечьих, конечно, – вместо изюма, что роженицам раздают.

Вы меня видите? Слабачком я не был. Врежу – Краков узреешь. Но я не драчлив по природе своей. Ладно, думаю, меня не убудет. Ну и всегда находились весельчаки за мой счет. Иду утром в хэйдэр, вдруг – гав! – как гавкнет собака. Я собак не боюсь, но лучше с ними не связываться. Еще бешеная попадется – и татарин потом не поможет! Ну, я ноги, конечно, в руки. А базар вповалку: это, видите ли, не собака была, а Вольф-Лэйб, местный вор, олэвхашолем. А как я мог это знать, если лаял он по-настоящему, этот пес носатый?

Когда баламуты поняли, что меня можно, не получая по кумполу, разыгрывать, каждый решил, что должен попытать счастья. «Гимпл, во Фрамполь царь приезжает!», «Гимпл, в Турбине свалилась с неба луна!», «Гимпл, Ходэлэ Шмойш откопала за баней клад!» А я что тот Гойлэм. Потому что, во-первых, все действительно может случиться, как сказано где-то в Талмуде, в каком уж там пэйрэке[101], точно не помню. А во-вторых, не верить было мне уже невозможно. Попробуешь иногда возразить: «Э, бросьте, все это враки…» – тут такой поднимется гвалт! «Ах, ты не веришь? Обыкновенное дело – а ты нам не веришь? Весь Фрамполь – обманщики, да?»

Сиротою я был. Дед, растивший меня, уже пахнул землицей. Ну, пристроил меня в пекарню. Что началось там – не спрашивайте! Каждая девка и баба, приходившая что-то испечь, должна была обязательно хоть разок на мне отыграться. «Гимпл, выглянь, там на небе ярид! Гимпл, раввин отелился и родил недоноска!», «Гимпл, корова летела над крышей и снесла два медных яйца!» А как-то прибегает ешиботник, знаток, понимаете, Талмуда: «Эй, Гимпл, ты тут пока ковыряешь лопатой, Мэшиех явился, там вовсю уже тхиэс-хамэйсим[102] идет!» – «Как, говорю, может это быть, если шойфэр еще не трубил?» Тут как все заорут: «Трубил! Трубил! Мы своими ушами слышали!» Рейцэ-свечница влетает, осипшая, как всегда, и хрипит: «Гимпл, твои мама и папа встали из гроба! Они тебя всюду разыскивают!» Я, конечно, знал, что все это бредни и чушь, но… если все говорят! Накинул рубаху на плечи и вышел: мало ли что, а вдруг? А что я теряю?.. Ну-ну! Устроили мне настоящий кошачий концерт…