«Кухня» НКВД

Вопросы, связанные с необоснованным привлечением к ответственности некоторых командиров и политработников Красной армии и обвинении их в тяжких государственных преступлениях, которых они не совершали, при расследовании дела Федорова специально не поднимались и не исследовались, однако в деле Федорова имеется ряд его показаний и писем, свидетельствующих о произволе и беззаконии, творившихся в 1937–1938 гг. в Особом отделе ГУГБ НКВД, начальником которого в последнее время он работал.

Так, в своих собственноручных показаниях Федоров писал, что когда им был принят в 1938 г. отдел, то арестованных было около 1000 человек, из них половина арестована в 1937 г., что на несколько сот человек не было протоколов допросов, а были кое-где, как выразился Федоров, «эти знаменитые собственноручные записи», что почти все арестованные были обезличены, что никакого руководства периферией не было, а про агентурную работу, как заявил Федоров, и говорить нечего.

Далее Федоров показал, что при бывшем начальнике Особого отдела ГУГБ Николаеве следствие велось «преступно безобразно», что считалось нормальным, когда на допрос заходили «на огонек» или «помочь» товарищу, ведущему дело, что внимание отдела было направлено на так называпемые «эффективные» дела на больших людей, которыми интересовался Ежов, что поэтому в отделе велись дела на крупных гражданских лиц Яковлева, Эйхе и Гринько, не имевших отношения к армии; что, возглавляя Особый отдел, он (Николаев) называл своих подчиненных начальников отделений «труппой», что называл он их так не случайно, так как в отделе ряд лиц оказались врагами народа, что сам заместитель наркома Фриновский, характеризуя Николаева, называл его «дирижером» и «директором труппы» Особого отдела, а главными актерами он называл Ямницкого, Ушакова, Листенгурта, Агаса, Рогачева и других, что Ушакова Фриновский назвал «липачом», однако, несмотря на это, как показал Федоров, Николаев, Ямницкий, Ушаков, Агас, Рогачев меньше чем чем за год получили по два ордена и что не было случая, чтобы кто-либо из работников Особого отдела за допущенные извращения был наказан; что к целому ряду показаний, добытых указанными лицами у арестованных Булина (до ареста – заместителя начальника Политуправления РККА, армейского комиссара 2-го ранга. – Н.Ч.), Ткалуна и др., отношение было подозрительное, а в НКО просто не верили ряду показаний арестованных Дыбенко (до ареста – командующего войсками Ленинградского военного округа, командарма 2-го ранга. – Н.Ч.), Левандовского (до ареста – командующего Приморской группой войск ОКДВА, командарма 2-го ранга. – Н.Ч.), Хрипина (до ареста – командующего авиационной армией особого назначения, комкора. – Н.Ч.), Орлова (до ареста – начальника Морских сил РККА, флагмана флота 1-го ранга. – Н.Ч.) и отчасти Белова (до ареста – командующего войсками Белорусского военного округа, командарма 1-го ранга. – Н.Ч.), что особенное недоверие было к показаниям, которые «брали от арестованных Ямницкий, Ушаков и Листенгурт».

К делу Федорова приобщено его подлинное письмо на имя Фриновского, когда последний находился в командировке (на Дальнем Востоке. – Н.Ч.), где он указывает, что арестован Дмитриев, бывший работник НКВД на Урале, который, как заявил Федоров, много натворил на Урале и сейчас пишет показания, что во время арестов на Урале у Дмитриева было мало поляков, но для того, чтобы увеличить их число, он отдавал приказания арестовывать всех, у кого фамилия оканчивается на «ский», что в аппарате НКВД по этому поводу острят и говорят, что если бы он (Фриновский) в это время был на Урале, то мог бы попасть в список подлежащих аресту.

Кроме того, в этом письме Федоров называет ряд других арестованных и указывает, кто и какие признательные показания и по какому вопросу пишет, а также заявляет: «Если бы знал материал на Смирнова (имеется в виду П.А. Смирнов – бывший начальник Политуправления РККА и нарком Военно-Морского Флота СССР, армейский комиссар 1-го ранга. – Н.Ч.), держал у себя в шкафу и не реализовывал бы, ей-богу!»