- Завтра же постараюсь удовлетворить ваши требования...
- Это еще не все, - перебил Жецкий. - Вчера я получил от вашей почтенной супруги вот это письмо...
Прочитав послание баронессы, Кшешовский призадумался и наконец ответил:
- Весьма сожалею, что баронесса употребила столь не парламентские выражения, но... что касается покупки лошади, она права... Пан Вокульский (впрочем, я его за это не виню) действительно дал мне за лошадь шестьсот рублей, а расписку взял за восемьсот.
Жецкий позеленел от гнева.
- Милостивый государь, весьма прискорбно, но... один из нас оказался жертвой обмана... грубого обмана, сударь! И вот доказательство...
Он достал из кармана два листа бумаги и один из них протянул Кшешовскому. Тот глянул - и закричал:
- Значит, это негодяй Марушевич?.. Но, клянусь честью, он отдал мне только шестьсот рублей и вдобавок долго распространялся насчет корыстолюбия пана Вокульского...
- А вот это? - продолжал Жецкий, протягивая второй лист.
Барон осмотрел документ со всех сторон. У него побелели губы.
- Теперь я все понимаю, - сказал он. - Расписка эта подложная, и совершил подлог Марушевич. Я не занимал денег у пана Вокульского!
- Тем не менее баронесса назвала нас мошенниками...
Барон встал.
- Простите, сударь, - сказал он. - От имени моей жены приношу вам самые глубокие извинения и независимо от любого удовлетворения, которое я готов дать вам, господа, я сделаю все, чтобы исправить зло, причиненное пану Вокульскому... Да, сударь... Я поеду с визитами ко всем моим приятелям и заявлю им, что пан Вокульский - джентльмен, что он заплатил за лошадь восемьсот рублей и что мы оба оказались жертвами интригана и негодяя Марушевича. Кшешовские, пан... пан...
- Жецкий.
- ...уважаемый пан Жецкий, Кшешовские никогда и никого не чернили. Они могут заблуждаться, но без злого умысла, пан...
- Жецкий.
- ...уважаемый пан Жецкий.
Тем и кончился разговор; старый приказчик, сколько ни уговаривал его барон, не слушал никаких доводов и не пожелал видеться с баронессой.
Барон проводил его до дверей и, не удержавшись, заметил Леону:
- Все-таки купцы - люди с достоинством.
- У них деньги, ваша милость, кредит, - ответил Леон.
- Вот дурак! Так если у нас нет денег, значит нет и достоинства?
- Есть, ваша милость, только на другой манер.
- Уж конечно, не на купеческий!.. - надменно ответил барон и велел подать визитку.
Прямо от барона Жецкий отправился к Вокульскому и подробно рассказал ему о проделках Марушевича и раскаянии барона, а под конец вручил ему подложные документы, советуя подать в суд.
Вокульский слушал его с серьезным видом, даже одобрительно покачивал головой, но смотрел куда-то в сторону и думал о другом.
Старый приказчик, сообразив, что тут ему больше нечего делать, попрощался со своим Стахом и, уходя, сказал:
- Я вижу, ты чертовски занят; так лучше сразу передай дело юристу.
- Хорошо... хорошо... - отвечал Вокульский, не сознавая, что ему говорит пан Игнаций. В эту минуту он думал о развалинах Заславского замка, где впервые увидел слезы на глазах панны Изабеллы.
"Сколько в ней благородства... Какая утонченность чуств! Не скоро еще познаю я все сокровища этой прекрасной души..."
Он теперь по два раза в день ездил к Ленцким, а если не к ним, то по крайней мере в те дома, где бывала панна Изабелла, где он мог смотреть на нее, обменяться с ней несколькими словами. Пока что ему этого было достаточно, а о будущем он не смел думать.
"Мне кажется, я умру у ее ног... - говорил он себе. - Ну и что же? Умру, глядя на нее, и, может быть, целую вечность буду ее видеть. Кто знает, не заключена ли вся будущая жизнь в последнем ощущении человека?.."
И повторял за Мицкевичем:
И сколько лет спать буду так - не знаю...
Когда ж велят с могилой распроститься,
Ты, об уснувшем друге вспоминая,
Сойдешь с небес, поможешь пробудиться!
И, ощущая вновь прикосновенье любимых рук,
К груди твоей прильну я;
Проснусь, подумав, что дремал мгновенье,
Твой видя взор, лицо твое целуя!{319}
Несколько дней спустя к нему влетел барон Кшешовский.
- Я уже два раза заезжал к вам! - воскликнул он, возясь со своим пенсне, которое, казалось, составляло единственный предмет его жизненных забот.
- Вы? - удивился Вокульский. И вдруг вспомнил о том, что ему рассказывал Жецкий, а также о двух визитных карточках барона, которые он нашел вчера на своем столе.
- Вы догадываетесь, по какому поводу я здесь? - говорил барон. - Пан Вокульский, могу ли я надеяться, что вы мне простите невольную мою вину перед вами?
- Ни слова более, барон! - перебил Вокульский, обнимая его. - Это пустяки. Впрочем, если бы я и заработал на вашей лошади двести рублей, к чему бы мне это скрывать?
- Верно! - воскликнул барон, хлопнув себя по лбу. - Как это мне раньше не пришло в голову... А propos насчет заработка: не могли бы вы указать мне способ, как быстро разбогатеть? Мне до зарезу нужно раздобыть сто тысяч в течение года...
Вокульский улыбнулся.
- Вы смеетесь, кузен (мне думается, уже можно вас так называть?). Вы смеетесь, а между тем сами же и вполне честно нажили миллионы в течение двух лет...