Кукла

Тут, смотрю, бежит сам барон; закашлялся, аж посинел весь, и спрашивает: "Не видал ли ты, Венгелек, моей жены?.." Меня словно бес толкнул, я и брякни ему: "Видел, ваша милость, пошла в кусты с паном Старским. Видно, у него денег-то не хватает на девок, так принялся за барынек!.." А он как глянет на меня, даром что барон...

Венгелек украдкой вытер глаза.

- Вот какая моя жизнь, ваша милость. Жил я себе спокойно, пока не увидел ее соблазнителя; а теперь, кого ни встречу, все мне думается, может и этот мне родня... А от жены, хоть я ей ни слова не говорю, меня так и воротит... так и воротит, ну словно что стоит между нами. Даже поцеловать ее, как бывало, не могу. И кабы не дал я обета перед алтарем, давно бы все бросил и ушел бы куда глаза глядят... А все через мою к ней слабость. Сами посудите: не люби я ее, так мне что?.. Хозяйка она домовитая, и стряпать и шить мастерица, сама смирная, ее и не слышно в доме. Заводила бы себе дружков любезных на здоровье. Да ведь я ее любил, оттого мне и горько, оттого и злоблюсь на нее так, что все внутри у меня горит...

Венгелек дрожал от гнева.

- Вначале, как мы поженились, ваша милость, я все ждал: вот пойдут дети... А теперь меня страх берет: а ну как вместо своего увижу я прижитого невесть с кем? Уж известное дело: стоит легавой суке хоть раз ощениться от дворового пса, так потом подавай ей хоть самых распородистых, все равно в щенках скажется кровь дворняги - видать, оттого, что на него заглядывалась...

- Мне надо уходить, - внезапно перебил его Вокульский. - До свиданья... А перед отъездом зайди ко мне, хорошо?..

Венгелек простился с ним очень сердечно, а в передней сказал лакею:

- Точит что-то вашего барина, точит... сперва-то я думал, он здоров, хоть и осунулся, а видно, и впрямь неладно с ним... Храни вас господь бог...

- Говорил я тебе, не лезь к барину и лишнего не болтай, - мрачно ответил лакей, выпроваживая Венгелека за дверь.

Оставшись один, Вокульский впал в глубокое раздумье.

- Они стояли против моего камня и смеялись! - бормотал он. - Даже камень ему надо было осквернить, ни в чем не повинный камень!

На мгновение ему показалось, что он нашел наконец новую цель в жизни, и остается только выбрать, что лучше: пристрелить Старского, как собаку, предварительно прочитав ему список его жертв, или, может быть, оставить его в живых, доведя до крайней степени нищеты и унижения?

Но, остыв, он рассудил, что было бы ребячеством и даже пошлостью лишаться состояния, работы и душевного покоя ради мести такому ничтожеству.

"Лучше уж заняться истреблением полевых мышей или тараканов, потому что это подлинный бич, а Старский... черт его знает, что он такое!.. Да и немыслимо, чтобы такой ограниченный человек мог быть единственной причиной стольких несчастий. Он - только искра, поджигающая уже подготовленный материал..."

Вокульский растянулся на кушетке и продолжал размышлять.

"Он поступил со мной подло... а почему?.. Да потому, что нашел достойную сообщницу, а второй сообщницей была моя глупость. Как можно было сразу не разгадать такую женщину и сделать ее своим кумиром только потому, что она разыгрывала высшее существо?.. Он и с Дальским подло поступил, но кто ж виноват, что барон на старости лет без памяти влюбился в особу, моральные качества которой были видны как на ладони?.. Причиной таких катастроф являются не Старские и им подобные, а в первую очередь - глупость их жертв. И, наконец, ни Старский, ни панна Изабелла, ни пани Эвелина не свалились с луны, они выросли в определенной среде, эпохе, в атмосфере определенных понятий... Они - словно сыпь, которая сама по себе не является болезнью, но служит симптомом заражения общественного организма. Какой же смысл им мстить или истреблять их?"

В тот вечер Вокульский впервые вышел на улицу и убедился, что он ослабел, как ребенок. От грохота пролеток и мелькания прохожих голова у него кружилась, и он просто боялся далеко уходить от дома. Ему казалось, что он не доберется до Нового Свята, не попадет обратно или ни с того ни с сего выкинет какую-нибудь глупость. А больше всего он опасался встретить знакомых.

Домой он вернулся усталый и возбужденный, но спал в эту ночь хорошо.

Через неделю после посещения Венгелека пришел к нему Охоцкий. Он возмужал, загорел и стал похож на молодого помещика.

- Откуда это вы? - спросил Вокульский.

- Прямо из Заславека, где просидел почти два месяца, - ответил Охоцкий. - Да ну их ко всем чертям! Вот ведь ввязался я в историю.

- Вы?

- Я, голубчик мой, я. И вдобавок за чужие грехи! У вас волосы встанут дыбом...

Он закурил и продолжал: