— Почти вся присутствующая молодёжь — хипстеры. Ты тоже себя к ним относишь? — беспалевно рассматриваю неряшливо-модно одетых парней и девушек, чей внешний вид вызывает во мне волну любопытства. — В чём ваша философия?
— Хипстеры — это люди, стремящиеся максимально отойти от мэйнстрима. Аполитичные. Свободные. Дерзкие. Нестандартно мыслящие. Они задают тренды, интересуются модой, отдают предпочтение альтернативной музыке и артхаусному кино. Ищут себя в творчестве.
— Тебе подходит. Твоему брату — нет.
Она хохочет, передавая мне рокс, на дне которого лежат два кубика льда.
— Именно поэтому он свинтил отсюда и побежал к своим дружкам-гангстерам.
— Они — неплохие ребята, но определённо пошли не той дорогой. Я подобное уже наблюдала. Это плохо заканчивается, Ир.
— Думаешь, я не говорила с Ваней об этом? Говорила и не раз. Да без толку! Непутёвый!
— Вы, вообще, очень разные.
— В детстве я шутила на тему того, что его к нам подбросили, — подмигивает, разливая виски.
— Давно здесь?
— В Америке? Третий год.
— Встречный вопрос про Брайтон. Почему он, а не какой-нибудь другой район?
— Да особо не выбирала. Я от мужа тогда бежала. Мне было всё равно куда. Лишь бы как можно дальше от него оказаться. Понимаешь?
— Всё было так плохо?
— Я его любила, он меня лупил. А по началу… Как ухаживал, мама дорогая! Цветы не цветы, рестораны не рестораны, свидания, поездки.
Молчу.
Что тут вообще скажешь?
— Да ну его! Мужчины — сущее зло. Давай выпьем за нас. Независимых и сильных. Мы ж такие, да? — она как будто сама в своих словах сомневается.
— Не знаю.
— Не сдались они нам, — категорично заявляет, качая головой. — Вот тебе, Ясь, успешной, молодой, красивой, разве кто-то нужен?
Ира, сама того не ведая, с размаху по больному бьёт. Нокаут наносит.
— Мне — да. Но проблема в том, что этому человеку не нужна я.
— Чего-чего? Он слепой или дурак?
— Да нет, это я дура, — пью ещё и сжимаю холодное стекло рокса. — Кирилл меня так и не полюбил.
— Расскажи.
— Нет, прости, — отказываю.
Не могу. Не хочу. Больно адски.
— Окей. Не настаиваю.
— Спасибо.
— Ты из-за него плакала, когда Ванька к тебе подошёл?
— Неважно.
— Да и правда. Неважно. Идём, познакомлю тебя с нашими, — ставит стакан на столик и берёт меня за руку. — Обещаю тебе, сегодня ты грустить не будешь. Будет весело. Оторвёмся?
— Да.
Честно сказать, в тот вечер я не запоминала ни новых имён, ни новых лиц.
С кем-то говорила.
Много пила.
Танцевала под громкую музыку, льющуюся из колонок.
И да. Было действительно обманчиво весело.
До какого-то определённого момента.
Потом дурную голову вновь заполонили едкие, навязчивые мысли о Дымницком.
Они, словно серная кислота, разъедали меня изнутри и мне было просто необходимо от них избавиться.
Забыть.
Стереть.
Чем-то выдавить.
Вытравить.
Тогда это и произошло со мной впервые. Кто-то что-то дал мне и, увы, вскоре я на эту дрянь крепко подсела.
Для меня перестало существовать ровным счётом абсолютно всё. Я тупо вставала с кровати в разное время суток, одевалась и со скандалом уходила из нашей общей с Яной съёмной квартиры.
Игнорировала её попытки призвать меня к здравомыслию.
Не отвечала на звонки и сообщения.
Потеряла чёртов телефон.
Потеряла себя.
И, осознав это, я сдалась окончательно, решив, что всё. С меня, пожалуй, хватит…
Возвращение в этот мир было странным. Мучительным. Болезненным. Непонятным.
Я очнулась в постели. В комнате, похожей на больничную палату. Светлые стены, белый потолок, слишком яркий свет, монотонный писк аппаратов. Надо мной человек в белом.
Медсестра? Врач?
Не понимала. Спросить не могла, попросту сил не было. Снова вскоре провалилась в сон, а когда очнулась вновь, оказалось, что я уже в другом месте.
Тоже, вроде как, палата. Из вены торчит закреплённая пластырем игла. Я под капельницей.
— Доброго времени суток. Учитывая, что мы — земляки, буду использовать родной язык для общения, если не возражаете.
Фокусирую взгляд.
— Напугали вы нас, Ярослава. С возвращением!
Врач (теперь уже сомнений не возникает) осматривает мои зрачки, после чего принимается измерять пульс и давление.
— Все показатели постепенно приходят в норму. Хороший знак, — озвучивает вслух. — Как вы себя чувствуете?
— Где я? — спрашиваю, с трудом разлепив пересохшие губы.
— В клинике доктора Спенсера. Вы поступили к нам с острой интоксикацией, будучи без сознания.
Прикрываю веки. Пытаюсь воскресить в памяти последнее из воспоминаний, однако мозг очень неохотно выдаёт картинки. Только одну.
Комната. Холодный пол. Вибрирующие от грохота музыки стены.
Решение, принятое в порыве отчаяния, под алкоголем. Всё, что купила на точке, в себя отправила. Чтоб наверняка.
И на этот раз эйфория пришла не только в компании с галлюцинациями, напугавшими меня до состояния панической атаки. Она привела с собой ту, что с косой.
Я ведь ждала её, но… В какой-то момент стало так плохо, что творившийся со мной ад не передать никакими словами.