Кукла в волнах (СИ)

— Но-но! Лиза, давай без каприза! — попутался скаламбурить прапорщик, потому что было непонятно, о ком говорит девушка: то ли о Вове, то ли о таракане.

Приходько обратил свой взгляд в сторону незнакомки. Она была смуглой. Пышные черные волосы завивались в колечки и падали на плечи. Военная форма на её небольшой фигуре сидела особенно хорошо, можно сказать, изящно. Черные хромовые сапожки, только что выданные со склада, каким-то образом украшали её, словно это была не принадлежность армейской формы, а дополнительный аксессуар гражданского наряда.

— Тебя, насколько мне известно, зовут Света, — сказал я ей, — это наш химик прапорщик Приходько Владимир Николаевич. Я замполит роты, Лихачев Виктор Михайлович. Можно звать просто по имени.

— Не попить ли нам кофе? — предложила Лиза.

— А почему бы и нет! — согласился Приходько, присаживаясь на стул рядом со Светой, — так сказать, для знакомства.

Лиза занялась завариванием кофе. Поскольку растворимый был в дефиците, в ход пошел молотый. Вскоре густой, терпкий аромат заполнил небольшое помещение. Чтобы усилить вкус кофе, Вера иногда добавляла щепотку черного перца, что делало его необычным, жгучим, как горячий поцелуй.

Новая девушка быстро освоилась в непривычной обстановке и уже весело болтала с Приходько. Я, получив свою чашку кофе, сел за стол, напротив Лизы, мы принялись обсуждать последние гарнизонные новости, то есть вести разговор, как говорят на юге, за жизнь.

Светлана Арутюнян со смехом рассказала, что она гадала недавно у цыганки и та предсказала ей двух детей и двух мужей.

— Значит, у тебя, определяющая цифра по жизни «двойка», — сказал я, и все засмеялись, — но, я не к тому, что ты двоечница. Просто читал, что есть такая лженаука — нумерология, с её помощью якобы можно вычислить судьбу человека по цифрам.

— А что, у каждого есть своя заветная цифра? — задумчиво спросила Лиза.

— Конечно. Её только надо вычислить.

— Свою цифру я знаю без всяких подсчетов, — сообщил Вова, и на его лбу вспухли вены, как бывало, когда его захватывала какая-то мысль, — это цифра один, потому что я всегда хотел быть первым. Так что, Светик, — он подмигнул девушке, — видишь, как мы близки, я первый, ты вторая.

Лиза, неодобрительно взглянув на прапорщика, решила сменить тему. Она принялась рассказывать о недавно прочитанной книге из серии «Проклятые короли», которую выменяла на сданную макулатуру.

Поскольку я увлекался историей, то попросил её дать почитать. Мы вообще частенько обменивались литературой. Например, я был первооткрывателем популяризатора биографий писателей Анри Моруа. Надо сказать, что Приходько не отставал от нас в плане прочтения новинок литературы. Обычно он читал после обеда в своей каптерке, бросив на большие деревянные ящики с химимуществом пару матрасов и комплектов ОЗК под голову. Иногда чтение прерывалось громким храпом, который был слышан у меня в кабинете через отделявшую нас фанерную стенку и коридор.

Часы, висевшие на стене, показали, что приближался конец рабочего дня. Уходить из комнаты Лизы не хотелось, но надо было идти к себе, проверить тетради для политзанятий, готовиться к итоговой проверке. Заметив, что я собираюсь уходить, Приходько пошел со мной.

— Да, аппетитный персик! Эх, и где мои семнадцать лет? — произнес он с сожалением, поворачивая к своей каптерке.

Вечером я попал в гости к Волчатникову, причем квартиру его нашел сразу. Подполковник жил в обычной панельной пятиэтажке. Подъезд, как и положено подъезду в военном городке, был в известной степени загажен — на входе валялись картонные коробки с начавшим разлагаться мусором, от них шел неприятный кисловатый запах.

В военном городке не было обычных мусорных баков, куда можно было в течение дня выбросить мусор. Было устроено так, что по времени, к определенным местам подъезжала грузовая машина-мусоровозка с двумя солдатами наверху. Водитель сигналил, и к машине быстро выстраивалась очередь жителей с мусорными ведрами. Это было неудобно, опоздал — выкинуть уже будет некуда. Поэтому, когда смеркалось, то здесь, то там, неподалеку от домов, возникали кучки мусора, которые поутру убирали матерившиеся дворники.

Волчатников жил один. Жена, как он и говорил, до сих пор не переехала к нему из Бердянска. Он встретил меня, уже порядком выпив в одиночку. Я присел за стол, стоявший на небольшой кухне, на котором стояла неизменная бутылка коньяка, а в тарелке лежали дольки лимона. Не говоря ни слова, я налил себе рюмку и выпил. Волчатников уставился в пространство за моей спиной.

— Ты читал в романах, как главный герой кого-то безмолвно и безответно любит? — спросил он, после некоторого молчания, — так вот, всё это брехня, враки! Этот человек не любит, а думает, что любит, лелеет в себе эти мысли о любви. Помнишь «Гранатовый браслет»? Там некто Желтков застрелился из-за любви. Он не мог любить безответно, потому что любовь — единственное чувство, которое требует ответа. Именно не сочувствия, не понимания, а четкого ответа.

— Если этого ответа нет? — спросил я, внимательно посмотрев на моего собеседника.