Кукла в волнах

— Хорошо, — немного растеряно кивнула Илона, — а почему такая срочность? Что-то случилось?

— Да, нет, всё по плану.

Я замолчал, не зная, что сказать дальше. Илона тоже, ничего не говоря, повернулась, подхватила поднос с блюдами и пошла к столикам летчиков, только напряженная спина выдавала её волнение.

Однако встретиться вечером нам с Илоной не удалось. В Азовск отправлялось несколько автомобилей с имуществом, и потребовались старшие машин. Шахно знал, что замполит батальона отзывает меня, и назначил старшим на один из «Уралов», в который загружали учебные бомбы. Пришлось спешно собирать вещи, хорошо хоть их было не много.

Посреди сборов в комнату зашел Терновой.

— Уезжаешь? — спросил он, присев на кровать.

После моего резкого с ним разговора в автопарке, он какое-то время меня сторонился, да и я не горел желанием с ним общаться. Но здесь мы оба поняли, что очень скоро военная жизнь раскидает нас и мы больше, по всей видимости, не увидим друг друга. Я ответил:

— Еду старшим машины. Ты, наверное, тоже скоро будешь в Азовске, оформишь документы и поедешь в ЗабВо?

Терновой грустно вздохнул, не отвечая на мой вопрос, потом взял две кружки и налил туда «сороковника» из банки.

— Ну что, замполит, не держи на меня зла! Давай выпьем за удачу, чтобы она нас не покидала!

Мы выпили, глухо чокнувшись алюминиевыми солдатскими кружками. Потом я сказал:

— Сергей, у меня есть одна просьба. Извинись, пожалуйста, за меня перед Илоной. Я обещал ей вечером прийти, но не могу.

— Хорошо! — кивнул головой Терновой, — всё сделаю.

Позднее, я узнал, что Терновой выполнил мою просьбу, сообщив девушке о моём внезапном отъезде. Когда он приехал в Азовск для оформления перевода, мы с ним разминулись и не встретились. Больше я его никогда не видел.

Но всё это было уже после моего отъезда.

Я садился в кабину «Урала» и невольно окинул взглядом бараки нашего лагерного аэродрома, где провел последние три месяца. Сложные, противоречивые чувства овладели мною. С одной стороны я покидал друга, с кем близко сошелся в последнее время, а с другой… Предстоял сложный, мучительный разговор с Илоной, который должен был привести к разрыву наших отношений. Что поделать, если я её не полюбил? А морочить ей голову дальше? К чему? И всё же, было тяжело сразу рвать отношения.

Вздохнув, я захлопнул дверцу кабины. Первые машины колоны, груженные солдатскими койками, матрасами и другим имуществом, медленно тронулись из лагеря. Наш «Урал» немного пофырчав, тоже двинулся следом. Посмотрев в заднее окно кабины, я увидел ровные ряды стоявших вертикально в деревянной таре учебных бомб, окрашенных в серый цвет.

«Что же, — отметил я про себя, — перевернута еще одна страница жизни. Надо жить дальше, как написано у одного известного писателя. Надо жить дальше! Изумительно глубокая мысль! Вроде той, что если проснулся, надо почистить зубы или выпил пива — сходить в туалет».

Наташа тяжело переживала отъезд Сергея. Поздно осенью она появилась в Азовске бледная и сильно похудевшая, сказала, что выходит замуж за прапорщика — местного жителя Нижней Калитвы, служившего в танковой «учебке».

Я увидел её сидящей в автопарке и складывающей путевые листы для отчета. Может быть мой вид, эти путевые листы, что-то еще, напомнили ей жаркое лето на лагерном аэродроме. Она закусила нижнюю губу, синие глаза стали наливаться влагой, как будто она хотела заплакать, но из последних сил себя сдерживала. Пальцы, перебиравшие листы, разглаживали их бережно и нежно, словно она гладила лицо любимого человека. Внезапно мне вспомнился Тютчев:

   «Она сидела на полу
   И груду писем разбирала,
   И как остывшую золу,
   Брала их в руки и бросала.

   Брала любимые листы,
   И чудно так на них глядела,
   Как души смотрят с высоты,
   На ими брошенное тело».

Мне вдруг показалось, что с помощью этих пожелтевших путевых листов она хотела вернуть назад что-то дорогое для неё, что-то чрезвычайно важное — то, что вернуть было уже невозможно. Как невозможно вернуться душе в покинутое тело.

Часть II. Азовск, основной аэродром

Глава 1

Азовск был таким же небольшим южным городком на море, как и лермонтовская Тамань, только без контрабандистов. Тёплое море, мелкое, нагретое солнцем и не остывающее до осени, зеленые сады, раскинувшиеся повсюду, мягкий южный говор.

Частный сектор города состоял из кирпичных домов, которые мне, выросшему в Сибири, где такие дома строились только из бревен, казались солидными, добротными, говорящими о достатке хозяев. Многие владельцы в глубине своих дворов, чтобы не пустовало место, возводили дополнительные строения в виде летних кухонь, небольших флигелей, которые сдавали внаем, в основном, военным.