Кукла затворника

— Хороший знакомый Павла Иванова, Дмитрий Коцман. — Василий, уже усевшийся за руль, тронул машину. Перед Натальей, кстати, он дверь открыл. Джентльмен. — Он уверяет нас в том, что Каттива Бамбола — плод вашего воображения.

— Кто?

— Плохая кукла. Чахоточная.

— Нет, я видела ее и даже трогала.

— Я вам верю. Мы просмотрели вашу интернет-переписку с Ивановым, и все ваши слова подтвердились. Но Коцман такой скользкий тип, что хочется его если не прищучить, то застать врасплох. — У нее была масса вопросов, но Василий пресек их фразой: — Больше ничего вам сказать не могу. Сами, наверное, понимаете… Тайна следствия.

— Да, да, конечно. — И тут же сменила тему: — Вы мечтали стать полицейским с детства или так получилось?

— Моим кумиром был Глеб Жеглов, так что…

Он широко улыбнулся. Наташа заметила отсутствие одного из верхних коренных зубов, но ее это не смутило. Настоящего мужчину не может испортить такая ерунда.

— Здорово, когда детские мечты сбываются, — бодро проговорила она.

— Да уж, — как-то кисло ответил на это Василий. — А вы кем хотели стать? Принцессой, наверное?

— Почему же?

— Во-первых, все девочки грезят о дворцах и принцах, а во-вторых, вы летали в Венецию, чтобы сходить там на бал.

— Откуда вы знаете об этом? Я не рассказывала.

— А Иванову — да. Напоминаю, мы читали вашу переписку. Так что, я угадал?

— Нет. В детстве я хотела стать альпинисткой. Покорять горные вершины. Но моя боязнь высоты оказалась непреодолимой, и я пошла учиться на бухгалтера.

Они непринужденно болтали всю дорогу. Жаль, быстро добрались. Когда не надо, пробка на пробке, а тут, как назло, дороги свободные.

Когда прибыли, Василий ввел Наталью в кабинет, где уже находились люди. Одного она узнала, второго нет. Друг напротив друга сидели коллега Барановского Слава, очень бледный молодой мужчина с глазами мечтателя. Встреть его Наташа на улице, приняла бы за поэта или философа. Возможно, за ученого-теоретика. Но на полицейского он не походил точно. Через стол от Славы расположился мужчина лет пятидесяти пяти. Очевидно, Дмитрий Коцман. Холеный, с претензией одетый, в накладке. Что волосы частично не свои, было очевидно. Как и то, что запонки его не какой-то ширпотреб, а сделаны из золота и украшены настоящими камнями.

Когда в кабинет вошли Василий с Наташей, Коцман воззрился на них, после чего закатил глаза.

— А я думаю, почему вы меня так долго мурыжите, — проворчал он. — Теперь понял.

— И что же вы поняли? — решил уточнить Слава.

— Вы привели какую-то свидетельницу, которая будет опровергать мои слова.

— Какие именно?

— Откуда же мне знать? Наверное, она видела меня в день убийства возле дома Паши, хотя я вас уверяю, что мы не общались больше недели не только лично, но и по телефону.

— Поссорились?

— Я вас умоляю, — скривил рот Дмитрий. У него были хорошие черты лица, крупные, правильные. Но мимика неприятная. — Мы не друзья, не любовники, не родственники. Из-за чего нам ругаться?

— Из-за Плохой куклы, например.

— Опять вы о ней! Каттива Бамбола — утраченный артефакт.

— А вот гражданка Щипанова… Кстати, Наталья, присаживайтесь, — Добронравов указал на стул. Когда свидетельница угнездилась на нем, продолжил: — Так вот, гражданка Щипанова видела ее собственными глазами. И описала ее в мельчайших деталях. Все совпадают.

— Гражданка Щипанова большой специалист по антикварным куклам? Тогда почему я о ней не слышал?

— Я не эксперт, но кое-что понимаю.

— Кое-что, — фыркнул Коцман. — Как я в еде. Люблю, знаете ли, вкусно покушать. Но мраморную телятину от обычной на вкус не отличу. Или взять хамон. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что это?

— Сыровяленый свиной окорок.

— Именно. Так вот я пробовал хамон за сорок евро килограмм и за четыре тысячи, и не почувствовал разницы, пока мне ее не объяснили. Так и с гражданкой Щипановой произошло. Ей показали куклу, сказали, что она венецианская, и ее изготовили для больной чахоткой девушки, после чего вместе с умершей положили в гроб, вот она и поверила в то, что перед ней та самая знаменитая Каттива Бамбола.

— С историей куклы меня познакомили здесь. Уже после того, как Павел погиб. Он показывал ее мне, давал подержать, указывал на разные тонкости работы и отличительные черты, но ни словом не обмолвился о том, что стал обладателем раритета.

— Потому что вы видели какую-то другую куклу, — перешел на повышенный тон Дмитрий. — Похожую! Тоже итальянскую. Возможно, произведенную примерно в то же время.

— Или хорошую подделку под Бамболу? — подал реплику Василий.

— Исключено.

— Почему же? Павел мог найти мастера, способного сотворить чудо и создать точную копию Плохой куклы.

— Это невозможно.

— Вы, как я слышал, отличный реставратор. Разве у вас не получилось бы?

— Нет. Мой отец смог бы воссоздать точную копию. Но не сейчас. А лет двадцать пять назад, когда был относительно молод. Но он никогда бы не сделал этого по этическим соображениям. Мне мои нормы морали позволили бы, но… Я не так талантлив. Однако остальные реставраторы еще хуже меня. Поэтому я настаиваю на том, что барышня видела куклу той эпохи, но не Каттива Бамболу.