Они прошли в кухню. Люда стала разливать щи. Она готовила не часто, но если делала это, то с душой. Поэтому получалось вкусно.
— Водка есть? — спросила Ирусик, когда перед ней поставили тарелку. Рядом — пиалу с зеленью и банку сметаны.
— Откуда?
— Всегда нужно держать в холодильнике бутылочку. Пусть маленькую.
— Я водку не пью.
— И зря. Стопка перед горячим бальзамом на душу ложится. К тому же ею можно обработать рану или клавиатуру компьютера протереть.
Ирусик насыпала зелени в щи, плюхнула ложку сметаны и начала есть. Но смогла только половину тарелки осилить.
— Этой ночью призраки тебя не донимали? — спросила Люда. Она, в отличие от соседки, от отсутствия аппетита не страдала и наворачивала суп так, что за ушами трещало. Еще и добавки думала положить.
— Нет. Оставили в покое. Наверное, потому, что менты дежурили в квартире Паши?
Люда покачала головой. И налила себе еще половник супа.
— Обманул меня, значит, Васька?
— Успокоил.
— По-прежнему он нравится тебе?
— Уже меньше.
— Это из-за дурацкой прически?
— Она его особо не портит, — улыбнулась Люда. — Но я не из тех, кто наслаждается неразделенными чувствами. Если не вижу ответной реакции, тухну.
— И сколько раз ты влюблялась безответно?
— Да я вообще ни разу…
— Врешь ты все. Не бывает такого. Хоть раз, на пару часов или недель, но было же?
— Если и такое считать, то да… Влюблялась. Но очень давно.
— Я так и думала. — Ирусик полезла в свою блестящую котомку и достала из нее ту самую бутылку вина, что приносила на день рождения Люды. Так с нею и таскалась? — Открывай, наливай, рассказывай.
— Не буду я твою бормотуху пить.
— Сама не хочу, но надо. Давай пунш сделаем. Фрукты есть?
Люда достала апельсины. Нарезала их тонкими полукольцами. Выколотила весь лед из контейнера. И приготовила сангрию. Она при жаре лучше пойдет.
Когда напиток был разлит по фужерам, Люда начала говорить о погоде. Она не привыкла откровенничать и не хотела начинать. Но от Ирусика не так легко было отделаться.
— Я практически исповедовалась перед тобой, теперь твоя очередь, — заявила она, пригубив коктейль. — Делись болью своей. Поможет, уверяю.
— Я не травмирована, Ирусик. Просто сейчас у меня раздрай в душе…
— А я не про сейчас. Кто разбил твое сердечко?
— Его звали Пахомом. Если бы не редкое имя, я бы о нем забыла, потому что наша история закончилась, когда я училась в десятом классе. Поматросил меня и бросил. Женился на сокурснице — он был постарше меня. Я месяц плакала, еще столько же безудержно хохотала, гуляя то с одним, то с другим, до сентября просто грустила, а потом началась учеба, выпускной класс, репетиторы, и стало не до переживаний…
Все было не совсем так, как Люда рассказывала.
Да, ей было шестнадцать, а Пахому двадцать один. Она безумно влюбилась, но он женился на другой. Но о самом главном Люда умолчала, о своей беременности. Залетела она от Пахома. И по юности-глупости не рассказала об этом маме. Только любимому. Была уверена, что он передумает жениться на своей избраннице, а поведет под венец ее. Но Пахом только денег на аборт дал, после чего исчез из ее жизни. Но без согласия родителей эту процедуру не делали, поэтому Люда пробовала избавиться от ребенка проверенными бабушкиными методами: прыгала с дивана, пила «Но-шпу» и лежала в горячей ванной, безудержно занималась сексом с разными парнями, но ребеночек не желал покидать материнскую утробу. Когда живот начал расти, Люда обратилась-таки за помощью к маме. Но не своей — Пахома. Та отвела ее к какому-то своему доктору, тот вызвал искусственные роды, и Люда выдохнула. Но ненадолго. Начала мучить совесть. И кошмары. В них ей являлся ее ребеночек и тянулся к маме своими миленькими маленькими ручонками. Дальше больше: ее сексуальная активность в месяце июле не осталась без внимания. Парни продолжали одолевать ее, а когда им отказывали, начинали оскорблять и распускать слухи. Но хуже всего то, что Пахом со своей молодой супругой регулярно наведывался к маме, а они жили в соседних домах.
И Людмила переехала к прабабушке, в чьей квартире сейчас обитала. Сменила школу. Перестала общаться со старыми подружками, знающими о ее амурах с Пахомом (но не о беременности — для всех она оставалась тайной). Она обнулилась…
То есть ей к этому не привыкать.
— Больше не встречала его? — услышала Люда голос Ирусика и стряхнула с себя уже не болезненные, но малоприятные воспоминания.
— Как нет? Встречала не так давно. На мою заправку заезжал ругаться из-за каких-то бонусов. То есть бывал и до этого, но мы не сталкивались. А тут в кабинет заперся.
— Выглядел хорошо?
— Прекрасно. Расцвел с возрастом, облагородился.
— И ты его соблазнила?
— Хотела. Даже согласилась на свидание. Поехали мы в ресторан, сели, выпили вина. Точнее, пила я, он только чокался со мной. Много говорил. Жаловался на жизнь. С женой недопонимание, а уйти не может — бизнес на ней. И женился-то из-за выгоды. А вообще меня любил. Якобы. И так мне стало противно, что я сбежала. Сказала, пошла носик попудрить, а сама деру дала.
— Больше он не появлялся?