Куклолов

– С тобой сходить?

– Нет. Сама.

Когда она ушла, Олег приоткрыл окно, чтобы проветрить, вытащил из-за шкафа совок и веник. Конечно, если бы он знал, как всё получится, прибрался бы накануне, приготовил бы что-то адекватное. А тут – подарок судьбы, блин.

Дверь открыли с ноги. В комнату в одном халате влетел расцарапанный, встрёпанный волосатик и заорал, брызгая слюной:

– Забирай свою сумасшедшую! Забирай тёлку свою сумасшедшую!

Олег оцепенел. А следом вбежала Катя и заколотила парня куда ни попадя.

– Катя! Кать, перестань! – закричал Олег, хватая её за руки. Катя брыкалась ещё как, вмазала ему по скуле, он зашипел, но не отпустил, развернул, подхватил и опустил на кровать. Яростно обернулся к волосатому: – А ты?! Это ты, может, свалишь из её комнаты?

– Чокнутая! – тяжело дышал бугай. – Оба чокнутые!

– Ты давай, давай, вываливайся оттуда! Сваливай на фиг! – Катя яростно подпрыгивала на кровати, но Олег не выпускал её, раскинув руки и балансируя между ней и волосатым.

– Всё! Вон! Из её комнаты вон! – гаркнул Олег, выпихивая парня в коридор. – Вещички собрал, и брысь, брысь, на юг, быстрым шагом!

Олег напирал, Кокостя пятился вдоль стены – то ли ошарашенный Катиным напором, то ли просто обалдевший. Олег довёл его до дверей комнаты, загнал внутрь и повторил:

– Вещи взял – и геть!

Парень безропотно заскакал по комнате, бросая шмотки в чёрно-белый баул. Дождавшись, пока Кокостя натянет куртку, джинсы и ботинки и удивляясь про себя такой лёгкой победе, Олег обернулся.

– Красавчик, – шепнул сопевший за спиной Ярослав.

– Катя куда делась? – выпалил Олег.

Ярослав пожал плечами.

– Ищи её! – крикнул Олег, хватаясь за баул, который выволакивал через порог волосатый. – А твоего чтоб духу здесь не было!

– Я тебе и твоей тёлке чокнутой это припомню, – отбежав, взвизгнул Кокостя. Царапины на небритом лице наливались краснотой, кое-где лицо распухало. Олег, сам не понимая, откуда в нём взялись эти булькающие звуки, гомерически расхохотался и для эффектного финала плюнул в сторону волосатого. Не оглядываясь, побежал к своей комнате, задыхаясь, распахнул дверь…

Мягко светила настольная лампа. Катя сидел в полутьме, прямо на полу, и даже не повернула головы в его сторону. Она тихонько напевала, баюкая на коленях вынутую из чемодана Изольду.

Олег застыл. В висках застучало от ярости, ярости куда более мощной, чем та, что захлестнула его при виде Алёниного парня, развалившегося на Катиной кровати. Он сделал шаг вперёд, намереваясь схватить, отобрать, отплатить…

А потом злобу сняло, словно по лбу провели ледяной тряпкой. В нём будто вообще выключили тепло: Олег чувствовал только мороз – пронзивший позвоночник, сковавший тело, – только звонкую пустоту.

Но ещё один шаг, через силу, через впившийся холод, – и всё исчезло. Осталось лишь ласковое голубое сияние, исходившее от Кати, от сидящей на её коленях Изольды.

Сколько времени он провёл за рассматриванием Катиных фотографий, за пересмотром записей их видеозвонков. Сколько раз разглядывал Изольду, впитывая и накрепко запоминая кукольные черты. Как же так получилось, что он ни разу, ни разу не заметил их сходства?

Разлетающиеся волосы, лёгкие кудри, хрупкость, острота, какая-то заворожённость и порыв – как льдинки в стакане.

Глава 2. Коршанский

Мы всё-таки пошли в кукольный театр. Я знал заранее, что это ерунда, что из этой идеи ничего путного не выйдет. Мой внутренний Олег никак не понимал, почему должен идти в место, с которым связано столько негатива, отвращения и тоски. При этом другой внутренний Олег говорил, что если не пойти – то хрупкое, что намечается иногда между людьми, между нами с Катей исчезнет.

А ещё что-то тянуло. Как магнит, выключающий волю.

Часто, болтая с Катей, я чувствовал себя бессильным выразить то, что хочу сказать. Выглядел, наверное, дурак дураком. Не знаю, почему она продолжала со мной встречаться. Говорила, что за то время, пока её не было в Крапивинске, я стал серьёзней, решительней, «вырос морально».

Может, снаружи и вырос, а внутренний Олег по-прежнему был Олежка, пристукнутый по башке, ёжившийся от ветра. Жизнь более-менее устоялась: я знал, куда пойду завтра, чем займусь через неделю, откуда возьму деньги и где буду ночевать. Но…

Но, но, но. Да ещё и Катя вносила элемент неопределённости. Рядом с ней я постоянно напрягался, боялся ляпнуть не то, боялся выйти из образа супермачо, который приклеил к себе после того вечера в общаге.

А Катя была как лисичка. Вроде бы рядом и вся такая пушистая – а мордочка хитрая-хитрая. Я никак не мог понять, нравится она мне или нет. Нравлюсь я ей или нет. Но всё-таки мне было с ней хорошо, мне не хотелось её отпускать. Катя была ниточкой, связывавшей меня с прежней жизнью; тонкой-претонкой, но ниточкой. Сложно расставаться с такими против воли важными людьми. Так что, когда она попросила, мы пошли в кукольный театр.