Кукловод: Реквием по Потрошителю (СИ)

— Ну, официально психиатры установили, что Инаеси Нарико была подвержена «плохой наследственности» из-за своего якобы биологического отца Карито Кадзуо. Но я опровергла эту точку зрения. ДНК тест так и не был сделан. Инаеси Лейси повесила ребенка на своего сводного брата, но, проводя свое личное расследование, я выяснила, что в свидетельстве о рождении была указана неверная дата. На самом деле в архивах роддома числилась совсем иная дата. Если считать от момента изнасилования по свидетельству, то родила она её практически на 10 месяце, что физиологически невозможно. Иначе говоря, скорее всего, Лейси просто имела связь до изнасилования, но соединила два этих факта вместе, так как к беременным жертвам суд всегда более благосклонен. Она была готова на все, лишь бы упечь своего обидчика за решетку. Поэтому я пришла к выводу, что Нарико всего лишь продукт неблагоприятной социальной обстановки, причиной которой и явился невроз, переросший в психоз. У неё была благоприятная почва, чтобы свихнуться окончательно. И кто-то этим искусно воспользовался.

— Кто-то? — удивленно переспросил Намикадзе.

— Верно. Как ребенку, которому дали в руки нож и сказали: «Режь и тогда будешь хорошей девочкой». Инаеси Нарико, нет, Потрошитель — искусственно созданный маньяк.

Вынесенный беспрекословным тоном третейского судьи вердикт заставил побледнеть Учиху. Сердце пропустило глухие удары, а кончики пальцев закололи невидимые иглы.

Это просто бред. Он ведь ничего не говорил ей о Мастере. Для Рейко он всего лишь очередное дело, не связанное напрямую с Потрошителем — Нарико. Просто совпадение? Или же у Рейко есть и в правду дедуктивные задатки или отменная интуиция?

Итачи встретился взглядом с Минато, что, тяжко вздохнув, без злобы подтрунил над подчиненной:

— По твоей дипломной работе получился бы не хилый такой триллер. Правда, Итачи?

— И то верно, — было сказано так спокойно, словно не он минуту назад потерял самообладание. — Рейко, ты закончила весеннюю стопку?

Тишина.

— Рейко!

Итачи круто развернулся на скрипнувшем кожаном кресле. Акияма не реагировала на его слова, застыв спиной к детективам замершим изваянием. Руки мертвой хваткой сжимали оставшуюся папку.

— Рейко!

Но Рейко не слышала никого и ничего, кроме собственного обезумевшего в волнении сердца, стучавшего, словно заевший молот судьи. Уста открылись в безмолвном крике ужаса, точно таком же, что застыл на мертвецки-бледном лице — будто только что восставший из гроба труп с широко распахнутыми влажными глазами. Слезы просто по привычке бежали по щеками, капая на фотографию юноши с меланхоличным взглядом тепло-кофейных глаз. Глаза, что вскоре станут бесчувственным зеркалом души её мучителя.

В руках, безмолвно крича, Рейко сжимала дело последней жертвы Потрошителя. Её ночного кошмара, темного попутчика в уголках глаз, мерещащегося на каждом углу тихой поступью. Убийцы её подруги.

-…йко!

Папка шмякнулась на пол, и Акияма, не проронив ни слова, кинулась на выход, забыв закрыть дверь. Детективы, не понимая, что произошло, смотрели на качающуюся дверь, что никак не решалась захлопнуться.

Итачи поднял выроненную папку с делом на последнюю без вести пропавшую жертву Потрошителя — Акасуну Сасори.

— Как далеко ты сможешь сбежать от реальности? Никуда и никогда, — с ехидной жестокостью прогремел бархатный обрамленный сигаретным дымом голос, заевший в памяти.

— Нет! Нет! Нет!

Рейко цеплялась за стены также, как и хваталась за реальность. Ей было необходимо ощутить нечто осязаемой тонкой кожей, что так и не послужила материалом для извращённого шедевра.

— Почему? Почему вы мне ничего не сказали? — единственный вопрос, сорвавшийся обыденным упреком.

Словно с шорами на глазах, выпав из мира, которым довольствовались не знающие страха фигуры, Рейко не помнила, как оказалась в туалете, вцепившись в края раковины, ища убежище в отрезвляющем, но безразличном холоде воды. Она омыла лицо, будто могла снять боль вместе с остатками соли на щеках.

Перед глазами все еще стояло его лицо. Человек, чей лик она ненавидела всем нутром и плела наивные нити мести. Её единственная реальность, сотканная из марионеточной нити Акасуны Сасори. Жертва Потрошителя.

Он должен был знать правду. Но почему же тогда не сказал ее?

— Почему? — вырвалось отчаянным рассекающим криком и болезненным ударом ладоней об алебастровую поверхность керамики.

Акияма всхлипывала в непрекращающейся истерике, но замолчала, когда ощутила тактильное прикосновение скользкой резины перчаток. Словно змея приняла форму пальцев, ласкающих покрывшиеся мурашками руки. Рей зажмурилась, сильнее сжав края раковины. Но рука скользнула по плечу ниже, вырвав её ладонь, и тогда она вновь услышала тихую поступь и горячее дыхание на затылке, словно вестник смерти с нашептывающим голосом нескончаемого кошмара:

— В чем дело, мое дорогое незавершенное произведение искусства?