Куколка

В процессе он задавал обычные вопросы, которые задают друг другу малознакомые люди, пытался узнать о ней хоть что-нибудь, но Татьяна отвечала односложно, без подробностей. Не потому, что не хотела рассказывать, а потому что было нечего. Она не знала, что еще о себе, кроме того, что занимается балетом, может рассказать.

Поняв это, Вадим стал рассказывать о своей учебе, которую бросил, устроившись работать барменом, потому что было нужно себя кормить. Рассказывал забавные истории, что с ним случались во время учебы, про своих преподавателей и однокурсников. У него хорошо получалось их пародировать. Татьяна, конечно, не могла знать, какие они были на самом деле, но его пародии выглядели очень правдоподобно, хоть и карикатурно. Она нашла парочку схожих типажей и среди своих преподавателей, поэтому юмор ей пришелся кстати. И узнавать о нем что-то новое было интересно.

Девушка дивилась тому, что он учился на факультете монументальной живописи. Это с трудом укладывалось в голове наравне со знанием, что он бармен. Настолько сильно отец втемяшил ей в голову, что все бармены — недалекие люди. Впрочем, он все равно не закончил институт. Это, скорее, подтверждало отцовское мнение, но Татьяна не могла отнести его к тем, кого описывал отец. Он был слишком не таким.

— Я знаю, что ты уже похоронила мое будущее, — сказал Вадим, прочитав в ее глазах сомнение и смятение по поводу решения бросить учебу. — Но я не жалею об этом. Я получил там хорошую базу, но в то же время там слишком много лишнего, академичного, застоявшегося. Там убивают индивидуальность. Закончи я этот факультет, я стал бы посредственным живописцем.

— А бармен ты неординарный? — съязвила Татьяна, хотя ей не хотелось над ним смеяться.

— Ну, пока неплохо получается, — ответил он без обиды. — Тебе, скорее всего, покажется смешным, но многие посетительницы нашего бара восхищаются моим искусством сочетать несочетаемое.

Парень изобразил на лице смущение, потом легкую горделивость, приподняв голову и легким движением наискосок прошелся по волосам, как будто хорохорился. Татьяна заулыбалась.

— Ну, а если серьезно, то я уверен, что еще смогу доучиться или переучиться, надо сначала понять, на кого. Ты, кстати, это тоже можешь. Не ставь на себе крест.

Он ей подмигнул. Девушка задумалась. Потом работа над мозаикой и его замечания вывели ее из этого состояния. Ничего дельного надумать она все равно не успела, потому продолжила слушать его истории и лепить по одному керамические осколки.

Час пролетел очень быстро. В домофон позвонили — курьер.

— У тебя наличка? — спросил Вадим, поднимаясь и отряхивая пыль со штанов.

— Нет, у меня деньги только на карте.

— Окей, тогда плати ты. Я тебе отдам налом.

Заплатить нужно было чуть больше тысячи. Татьяна проверила баланс счета стипендиальной карты и поняла, что ей не хватит. Опять она попала в неловкую ситуацию. И пожалела, что не позволила ему заплатить полностью. Но делать было нечего, следовало признаться, что денег на оплату всего заказа ей не хватит.

— У меня на стипендиальной карте нет столько. Я же в субботу пропила свою стипендию, — смущенно проговорила Татьяна. — А отцовской я не могу расплатиться, он что-нибудь заподозрит.

Вадим рассмеялся.

— Ладно, отдашь потом, когда получишь стипендию, — махнул он рукой и вышел к двери, за которой уже стоял доставщик пиццы. — Заглянешь в бар. Тебе, видимо, по пути.

Парень с коварно-игривой искринкой в глазах посмеялся ей в лицо. Она еще больше смутилась и вмиг взбесилась, пожалев, что, вообще, пришла к нему в бар и вернула деньги за такси. Теперь твердо решила, что за пиццу ничего отдавать не будет. При этом подсознательно девушка была уверена, что он и не потребует.

Выйдя в прихожую, он принял заказ, расплатился и пожелал курьеру хорошего дня. Татьяна куксилась, сидя на диванной подушке и бессмысленно пялясь в красочную картинку, вырисовывающуюся из мозаики. Вадим поставил перед ней две теплые плоские коробки, уже с развязанными веревками. После вскрытия обеих комната наполнилась вкусным запахом приправ, сыра и выпечки. Девушка тут же изменилась в лице: недовольство сменилось на детский восторг. Пиццы были идеально круглыми, еще дымящимися от жара, порезанными каждая на восемь равных долей. У нее свело желудок, и проснулся животный аппетит. Хозяин галантно преподнес ей стакан с апельсиновым соком и тарелку, чтобы она могла положить туда куски пиццы. В ящике стола волшебным образом оказались салфетки — видимо, он частенько ел в мастерской. Работу с мозаикой они пока приостановили.

— Хочешь, испорчу аппетит? — спросил Вадим и заглотил добрую половину куска.

Расплавленный сыр при этом вытянулся в длинную кривую веревку, соединяющую его рот и оставшуюся часть пиццы.

— Мой аппетит ничто не может испортить, — самоуверенно ответила Татьяна и тоже надкусила тесто, правда, смогла отделить только пятую часть.

— Спорим? — усмехнулся Вадим.

Татьяна вызывающе на него посмотрела.

— Мой друг как-то съел пиццу с чужой блевотиной.

— Что? — ужаснулась девушка, сморщившись, но все равно продолжила жевать.