Куколка

Неугомонное воображение, опять-таки вопреки его воле, тут же нарисовало ему картину того, что было скрыто от его глаз. Причём так живо и ярко, что ему на какое-то мгновение почудилось, будто он и впрямь видит это. И не только видит, но и слышит те слова, которые его приятель, не стесняясь в выражениях, говорит ублажавшей его девице, стимулируя её к более активным действиям. У Дениса возникло впечатление, что он подглядывает и подслушивает то, что совсем не предназначено для его глаз и ушей. И, стремясь избавиться от этого наваждения, он мотнул головой, отвернулся и устремил взгляд вдаль, на громоздившиеся на краю неба грязновато-серые, предвещавшие грозу облачка.

И вслед за взглядом устремились и его мысли. Далеко-далеко, прочь от этой поляны, где кому-то в эти мгновения было так хорошо и приятно, а ему – одиноко и тоскливо. И почти сразу главной героиней этих дум вновь сделалась та, о которой он только и думал все последние дни. Как ни гнал он от себя её образ, как ни отталкивал его, стараясь перечеркнуть и выбросить его из памяти, попытки эти оказывались тщетны. Он упорно, раз за разом, возвращался, казалось, ещё более явственный, зримый, почти осязаемый. И преследовал, донимал, изводил его, точно стремясь сделать ему побольнее, помучить его, свести его с ума. И – Денис вынужден был признать это – вполне успешно. Ему и вправду начинало порой казаться, что от всего пережитого и продолжавшего переживаться ум у него заходит за разум, голова идёт кругом, мысли в ней мешаются, беспорядочно мечутся и кружатся в стремительном хороводе. И не было никакой возможности привести их в порядок, расставить всё по своим местам, хоть немного утишить этот разрушительный вихрь, грозивший разнести его ослабевший мозг в пух и прах. Ну или хотя бы отрешиться на время от всего этого, успокоиться, отдохнуть, забыться. А затем попытаться встряхнуться, взять себя в руки и начать жить по-новому. Если получится…

Мысли его были прерваны каким-то движением, которое случайно отметил его мутноватый, затуманенный взгляд, беспорядочно блуждавший кругом. Оно как будто обозначилось на противоположном берегу озера, в паре десятков метров от Дениса. Он ничего не мог бы утверждать – слишком он был углублён в свои размышления и почти не замечал того, что окружало его, – но ему тем не менее показалось, что в густевших на противолежащем берегу зарослях мелькнула чья-то тень. Звериная или человеческая, этого он уже не знал. Чересчур смутно и мимолётно было его впечатление, и через минуту он уже сомневался, видел ли он что-то на самом деле или это лишь померещилось ему.

Денис ещё некоторое время шарил немного обострившимся взором по кудрявившимся в отдалении кустам и высоченной, почти в человеческий рост, траве, волнуемой и плавно колыхаемой ветром, пытаясь различить там что-то живое. Но ничего не различил. Там, как и повсюду вокруг, было пусто, ничего заслуживающего внимания не отмечалось, пейзаж был пустынен и уныл так же, как и внутреннее состояние смотревшего. И, прекратив это бессмысленное разглядывание, он отвёл глаза от безжизненной растительности, вздохнул и опять отдался своим депрессивным раздумьям, конца-краю которым, очевидно, не предвиделось.

Но теперь они несколько изменили своё привычное направление, обратившись к красотке, с которой развлекался невдалеке его приятель. В отличие от Влада, очарованного незнакомкой так, словно это была первая девушка в его жизни, Денис с самого начала, едва увидев её, ощутил к ней безотчётную, немотивированную, удивлявшую его самого неприязнь. Что действительно было странно, принимая во внимание её яркую, броскую внешность, что само по себе должно было вроде бы заинтересовать его и пробудить в нём как минимум определённую симпатию к ней. Но нет, ничего подобного. Ни интереса, ни симпатии не было и в помине. И уж тем паче возбуждения и желания, вспыхнувших, как огонь в соломе, в его товарище, от природы, впрочем, легко возбудимом и безоглядно отдававшемся своим следовавшим одно за другим увлечениям и порывам.