Куколка для Немезиды

Но законы этого города Мадлен приняла тяжело. На смену любопытству пришла усталость. Усталость от суеты и скоростей. Здесь невозможно выйти в шлепанцах за чашкой кофе, отнести ее домой, а потом, через день-другой, вернуть посуду хозяйке кафе. Хотя бы потому, что хозяйку кафе ты никогда не узнаешь и не увидишь, а официанты это никогда не позволят сделать. Здесь, чтобы перейти улицу, миновать бульвар, отстоять очередь за чашкой какао и рогаликом, надо тщательно одеться, накраситься, преодолеть немалое пространство городского, весьма опасного нрава. И ты не встретишь знакомых на своем пути, тебя не окликнут приятели, ты для всех будешь Анонимом.

Потихоньку, приглядевшись к городу, Мадлен поняла, что москвичей нынче мало, все больше приезжие, точно так же, как и в Париже. «Парижане уехали на фермы!» – так говорила ее тетка, сетуя на то, что любимое кафе превратилось в университетскую столовую.

Свободное время Мадлен тратила на рисование, занятия русским языком и дом.

Порядки она завела строгие: обязательные обеды по выходным с интересным гостем, приличный вид за столом в будни. Свиягина, обожавшего перекусывать, стоя на одной ноге у окна и глазея на неспящую Тверскую, это сначала развлекало, потом он попытался поужинать в футболке, а затем супруги поссорились, и Владимир побожился, что теперь станет садиться за стол только в свежей рубашке. Свиягин страсть как боялся женских слез. Обеды она готовила сама, используя накопленный опыт своей французской семьи.

– Как тебе жаркое по-бургундски?

– Отлично, дорогая. Но завтра заеду куплю пельменей, тех самых дешевых, в розовых пачках. Ты ведь еще не ела их!

На следующий день Мадлен не могла выбрать правильную линию поведения: или обидеться на то, что пельменям оказали предпочтение, или самой вдоволь наесться этих уродливых и странно пахнущих комочков теста с непонятной начинкой. Комочки были вкусными, особенно с уксусом из мятой пластиковой бутылки.

Театр дважды в месяц, бассейн раз в неделю, карточная игра с парой из французского посольства каждый второй четверг месяца, ну и музеи по выходным – календарный план жизни Мадлен расписала и потребовала от мужа завизировать свое согласие.

– Дорогая, ну если ты этого хочешь, давай так и сделаем. – Свиягин отвечал ей сразу, а переживать или просто обдумать ситуацию сбегал в офис.

С течением времени углы сгладились, все свободы были завоеваны, пожелания и просьбы учтены, и жизнь интернациональной пары протекала спокойно… И ничего бы не волновало Свиягина, если бы не одно обстоятельство: Мадлен вела себя весьма замкнуто и холодно. То, что в Париже воспринималось как выдержка и спокойствие, в России, на фоне московских страстей, казалось холодностью, а иногда и равнодушием. Расшевелить или научить жену не бояться выражать свои эмоции было делом невозможным. И Свиягин смирился.

Ссора произошла внезапно и, как часто случается, без всякой видимой причины.

– В вас нет легкости. – Это Мадлен сказала однажды вечером, когда они вернулись с широко разрекламированной фотовыставки. – Вы не можете что-то пропустить мимо ушей или не заметить, вам доставляет удовольствие наступить на тухлое яйцо, а потом долго нюхать и рассматривать свою подошву: мол, сильно я испачкался?

Свиягин с удивлением отметил резкость тона и явное неодобрение. А в кулуарах выставки всего-то обсуждали скандал в одном московском театре, включавший в себя все ингредиенты «удачного скандала»: провал спектакля, обманутый муж и жена, сбежавшая с режиссером, прихватившим кассу. Каждый из обсуждающих – а их был целый зал – не преминул дополнить картину пикантными деталями. Мадлен пыталась это слушать, а потом отошла к самим фотографиям, которым сообщество уделяло мало внимания. Ну, да. Действительно, в Москве любили определенность, до умопомрачения анализировали факты и обожали подробности. С этого момента Мадлен со злорадным удовольствием подмечала все, что, по ее мнению, не могло считаться цивилизованной жизнью. Обогнали на дороге – «У вас сплошные хамы!». Обсчитали в магазине – «У вас есть честные люди?». Походы по бутикам сопровождались злой иронией. С некоторых пор Свиягин стал избегать вечернего общения, подолгу задерживался в конторе. А однажды, придя домой, выяснил, что Мадлен собирает чемодан. Она, оказывается, еще два дня назад купила билет на самолет. «Проведать надо, тетки там соскучились…» – Жена махнула рукой, а Свиягин понял, что Мадлен в Россию не вернется. Было ли сожаление из-за такого странного разрыва? Наверное, да. Но и усталость от «железных» рамок, установленных Мадлен, давала о себе знать. На следующий день после отъезда жены в Париж Свиягин завтракал босиком, в трусах и майке. Развелись супруги через полгода, когда Мадлен прилетела в Москву на два дня. И последующие несколько лет Свиягин шарахался от женщин при малейшем намеке на матримониальные планы.