Куколка для Немезиды

Через месяц все сотрудники ресторана не могли не обсуждать перемены в облике их администратора. Вера Александровна похудела, стала носить молодежную одежду. В своем черном брючном костюме и белой блузке она выглядела ужасно сексуально. Все мужчины, без исключения, сворачивали головы, когда мимо проходила Вера, высокая, стройная, в низко расстегнутой белоснежной блузке под узким черным пиджаком. Пепельные волосы, уложенные отросшей густой волной, скрывали серые глаза, которые смотрели сосредоточенно и холодно. Сочетание этого провоцирующего облика с неприступностью взгляда давало ошеломляющий эффект. Каждый вечер, как бы поздно она ни заканчивала работу, за ней заезжала большая черная машина, водитель, Владимир Свиягин, терпеливо курил, ожидая, пока Вера отдаст последние распоряжения.

– Вера Александровна, не волнуйтесь, мы все сделаем. Бегите. – Девочки, охваченные корпоративным сопереживанием, делали все, чтобы роман их начальницы и богатого посетителя удался.

Вера выходила, садилась в машину, и они ехали куда-нибудь погулять, а потом домой к Владимиру. На как-то прозвучавшее предложение Свиягина сходить в ресторан она ответила, высоко подняв брови:

– Уволь. Я лучше у тебя дома сама картошки нажарю с котлетами. Только не в ресторан.

Владимир рассмеялся и больше подобных глупостей не предлагал.

В первые дни он больше присматривался к этой женщине, в которой чувствовались сила и ум. Ее сдержанность и воспитание Владимир отметил тоже. Впрочем, переход от платонических встреч к свиданиям близким и жарким, несмотря на ее «выправку», был стремителен. Он сам не ожидал от Веры подобной раскованности, фантазий, пылкости и страсти. Все так не соответствовало внешней форме, и это его сразило окончательно. Случилось их окончательное сближение декабрьским вечером, полным снежной поземки, мелькающего света фонарей и неуловимо-детского предчувствия Нового года. Они вышли из Большого театра, где смотрели «Жизель» Адана. Сам балет Свиягин почти не видел: он разглядывал зал, в котором не помнил когда был последний раз, разглядывал зрителей, но все это делал для того, чтобы иметь возможность понаблюдать за Верой. Та внимательно смотрела на сцену, почти не отвлекалась на окружающих и только как-то странно иногда вздыхала. Свиягин сначала хотел даже поинтересоваться, может, она неважно себя чувствует, но потом понял, что она погружена в свои мысли, и не стал ее трогать. Вера была одета в серое, из тонкой шерсти, платье с небольшими белыми шелковыми манжетами и таким же маленьким белым воротничком. На ногах у нее были очень высокие тонкие серые замшевые сапожки. Вид получился очень трогательный, по-зимнему уютный и в то же время торжественный. Владимир в очередной раз убедился, что Вера, пренебрегая распространенной женской уловкой заманить блеском, в конечном счете выиграла – она из толпы зрительниц выделялась. После спектакля они поспешили на улицу, но в машину не сели, а медленно пошли по Петровке, потом свернули к Неглинной и, сделав круг, снова оказались на Театральной площади. Время было позднее: у ресторанов и кафе еще стояли машины, мелькали за морозными стеклами фигуры посетителей, но сами московские улицы были уже пусты, а потому красивы и уютны.

– Поедем ко мне?

Они уже сидели в машине. Владимир задал этот вопрос, не надеясь на положительный ответ. Но Вера, кутаясь в свою дубленочку, ответила сразу:

– Да, хорошо. Замерзла, чаю сейчас бы…

Свиягин оцепенел от этой простоты. Дома у Владимира она быстро сбросила сапожки, взглядом спросила разрешения, прошла на кухню, поставила чайник и заварила свежий чай. Не дожидаясь хозяина, который бегал тем временем по квартире и наводил порядок, Вера устроилась в столовой и медленно пила чай, грея руки о большую чашку. Свиягин наконец рассовал все свои вещи по углам, зашел в столовую, держа в руках бутылку с коньяком.

– Давай немного в чай налью. Ты действительно окоченела. Даже в машине не согрелась. И нос у тебя немного покраснел. А еще гулять собиралась дальше.

– Ага, покраснел… У меня всегда так. Налей немного.

Свиягин налил от души… Потом они сидели и разговаривали – о спектакле, который посмотрели, о театре, о работе, о погоде. Разговор был плавный, неспешный, душевный, без каких-либо подтекстов или намеков. Так беседуют хорошие друзья, которые знают друг друга двести лет, а потому особенно не слушают друг друга, не придерживаются какой-то темы, а легко и беззаботно перескакивают с одного предмета на другой. Посреди разговора Вера, сидевшая напротив Владимира, потянулась к нему губами и поцеловала его.

– Мне выдадут банное полотенце?

Уже в спальне, обнимая Веру, Свиягин прошептал:

– Ты не пожалеешь завтра обо всем? Подумай, я терпеливый, подожду, если надо.

– Почему я должна жалеть? – Вера приподнялась на локте.

– Может быть, это коньяк?.. Может, ты еще по-настоящему не хочешь меня? Вдруг завтра ты все вспомнишь и больше не ответишь на мой звонок?

– Коньяк, коньяк… – ответила Вера и опять поцеловала Свиягина.