Кукольник

– Суд вынес приговор. Лючано Борготта, согласно статьям 27 и 28-прим Уголовного Кодекса Китты, признан виновным в непредумышленном нанесении психического и морального ущерба в результате преступной неосторожности. Лючано Борготта приговаривается к трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в рабстве у гард-легата военно-космических сил Помпилианской Империи Гая Октавиана Тумидуса, согласно поправке Джексона-Плиния, по заявлению потерпевшего. Время пребывания подсудимого под следствием засчитывается в срок отбывания наказания. С настоящего момента Лючано Борготте пожизненно запрещены любые ментальные воздействия на планетах, спутниках и искусственных космических объектах, принадлежащих расе Вудун.

«Каково быть рабом, малыш?» – спросил издалека маэстро Карл.

«Скверно, – вместо Лючано ответил Гишер Добряк. – Но наш дружок об этом еще только догадывается».

Убирайтесь вон, сказал обоим Тарталья.

Я еще достаточно свободен, чтобы вытолкать вас взашей.

V

– Как же вы теперь, Тарталья? В рабстве?

Степашка ударил кулаком в ладонь.

– Оно ж во сто крат хуже, чем в крепости! Да еще у меднолобого!

Об этом посещении Лючано, благодаря содействию адвоката, договорился заранее. Ему был нужен именно Степан. Но отнюдь не для того, чтобы молодой невропаст, явившись в комнату для посетителей, изливал на экс-директора свое бурное сочувствие.

– Цыц! – рявкнул Тарталья знакомым тоном, обрывая поток соболезнований. – Ты мне что, душу травить пришел? Не за тем звал. Три года – ерунда, раз, и пронеслись. Имей в виду: вернусь – с тебя первого спрошу.

– Почему с меня? – обиделся Степашка. – Я что, крайний?

– Потому что спрашивать буду с директора. С временного директора. Уяснил, Степан Осипович? Или повторить?

– Н-не… не надо…

Услышав, как грозный Тарталья впервые именует его по имени-отчеству, Степашка от неожиданности чуть дара речи не лишился.

– Что не надо?

– Повторять не надо. Я понял. Вы, значит, спросите…

Он сгорбился, будто собрался нырять в прорубь.

– Вы спросите, – твердо сказал новорожденный Степан Осипович, – я отвечу.

– И нечего на меня таращиться. Глаза на лоб вылезут. Кроме тебя, дружок, – Лючано поймал себя на интонациях Гишера Добряка, – больше некому.

– Да как можно? – вдруг спохватился Степашка. – Я ж в крепости!

– Уже нет. Со вчерашнего дня ты – свободный. Полноправный гражданин Сеченя. Моя адвокатша связалась с графом Мальцовым. Аркадий Викторович дал согласие и подписал твою вольную. Вот, смотри, если не веришь. Тут и вольная, и контракт.

Тарталья толкнул по столу к собеседнику плоский скрин-планшет, где хранилась документация по труппе. Нужный файл он заранее вывел на дисплей. Пять минут он с удовольствием наблюдал, как обалделый до полной невразумительности Степашка читает текст, потешно шевеля губами.

– Убедился?

Степашка поднял на Лючано безумный взгляд.

– Благодетель!

Он вскочил, рывком обогнул стол, бухнулся перед Тартальей на колени:

– Благодетель! Отец родной!

Парень схватил руку «отца» и принялся истово ее целовать.

– По гроб жизни!.. для вас!.. все, что прикажете…

В первый миг Тарталья растерялся. Затем попытался высвободить руку. Это удалось не сразу. Силенок молодому невропасту было не занимать.

– Не дури! Хватит! Ну, вставай, вставай… Я кому сказал?! Встать! Немедленно!

Окрик помог: на лицо Степана вернулось прежнее, знакомое выражение.

– Ты теперь свободный человек. В отличие от меня. Слышишь? Сво-бод-ный! Гражданин, в душу тебя насквозь! Значит, веди себя соответственно.

Шмыгая носом, Степашка вернулся на прежнее место.

– Вот так-то лучше. Садись. Платок есть? Рожу вытри. Соображать можешь?

– М-могу…

– Соберись. Директор в первую очередь головой думать должен. Раскисать будет некогда, привыкай. Контракт прочитал?

– Какой контракт?

– Твой контракт, с графом.

Лючано понял, что Степашка после вольной уже ничего толком не читал.

– Мой? С графом?!

– А ты как думал? Теперь ни я, ни его сиятельство тебе приказывать не можем. Заруби себе это на носу, как дважды два – четыре. Читай. Если что не так – говори, обсудим. Имеешь право и не подписывать, между прочим. Бросай театр к чертям и мотай на все четыре стороны.

– Как же я наших брошу? Они ж… – маховики мыслей начали со скрипом проворачиваться в Степашкиной голове, набирая обороты. – Нет, я с «Вертепом» заодно… Раз надо, раз больше некому… Буду директором! Пока вы не вернетесь!

– О! – со значением поднял палец вверх Лючано. – Кажется, я в тебе не ошибся. Срок действия контракта видишь?

– …Три года, с правом досрочного расторжения по обоюдному согласию сторон, – прочел вслух Степан, отыскав нужный абзац. – Это на случай, если адвокатша вам срок скостит? Если вы раньше вернетесь?!

– Именно. Но ты на это особо не рассчитывай. Остальное смотри.

– Я смотрю. Только… Я, значит, теперь свободный, а вы? Вы, Тарталья?

«Неужто и впрямь так переживает? Успокаивать его… Меня б кто успокоил!»

На душе скребли кошки.