Кукольник

Иногда Аркадий задумывался над тем, что незнакомцы думают, глядя на них. Что эти люди могут увидеть? Они выглядят, пожалуй, как старые друзья, решившие вместе пообедать. Не совсем так. В своих дорогих, но уже довольно поношенных костюмах они больше походили на двух студентов-медиков, сделавших перерыв в учебе. И это не верно. В октябре 1939 года немцы закрыли все университеты, а их профессорско-преподавательский состав арестовали. Это вывело на улицы тысячи негодующих студентов, что дало рейхспротектору повод окружить их и тоже арестовать, а затем сделать то же самое с представителями чешской интеллигенции. Всех их отправили в концлагерь[40].

Когда принесли глинтвейн, он оказался горьковатым и горячим. Аркадий бросил два кубика сахара в стакан и принялся размешивать. Растворяться сахар не спешил, тогда молодой человек перевернул ложку и стал обратным концом колоть его о донышко. На скатерть брызнуло несколько капель красного вина.

– Ты жрешь, словно монгол, – пожаловался Ян. – Из какой части России ты родом?

– Я просто хочу, чтобы ты со мной не стеснялся, а то ты думаешь, как мул.

– Ты хотел сказать, что я трахаюсь, как конь.

– Твое невежество безгранично, городской пижон. Если ты хоть раз понюхаешь с близкого расстояния коня, ты его трахать не захочешь.

– Не знаю… не знаю… Иногда среди дня такое находит, что я готов трахать все, что движется, четвероногое оно или двуногое – без разницы. Что? Споки!

– Даже борова? – кивнув в сторону столика с нацистами, спросил Аркадий.

– Даже борова.

Аркадий тяжело вздохнул.

– Если хочешь, но только не в нашей квартире, пожалуйста.

Прежде они договорились, что не будут возражать, если кто-то из них заведет случайного любовника, вот только их общая квартира останется неприкосновенной. Оба они полюбили ее, каждый по-разному. С точки зрения Аркадия, их квартира была реликтом, оставшимся от La Belle Époque[41]. Ян считал квартиру уютной и безыскусной. Каменные ступени, ведущие по лестничному колодцу вверх, были выщерблены множеством ног. Бронзовые перила сверкали, натертые до блеска множеством рук. Только углы сохранили зеленый налет.

Они сняли квартиру вскоре после того, как были зачислены в Карлов университет. Аркадий и Ян хотели иметь место, чтобы заниматься любовью, не опасаясь назойливых взглядов в студенческом общежитии. Они платили наличными, назвались не своими именами, а после разгрома студенческого движения вообще никогда не возвращались в университет. Однажды они легли в постель врачами-стажерами, а на следующее утро стали никем и сжились со своими фальшивыми личностями. Странное дело: лечь в постель одним человеком, а проснуться другим. Но затем, подумав хорошенько, они пришли к выводу, что со многими людьми это случается ежедневно. Аркадий, пускавший бумажные кораблики по московским улочкам, совсем не был похож на того, кто вошел на территорию кладбища в Кракове. Оттуда, впрочем, вышел совсем другой Аркадий.

По мере того как оккупанты вели себя все более бесцеремонно, Ян раздобыл им фальшивые документы. Если уж начистоту, в Прагу они приехали не учиться. Они прибыли сюда, чтобы быть вместе, и останутся здесь до конца войны. Тогда мир вновь придет в себя. Бежать было бы глупо. Умнее всего затаиться и ждать, одновременно оставаясь у всех на виду. Еврей и дегенерат. Никто в доме не задавал лишних вопросов. В такое время у каждого есть что скрывать. Когда мир переворачивается с ног на голову, только по-настоящему плохим людям нечего скрывать.

Вчера после обеда они отправились домой. Только встав из-за стола, они осознали, как сильно набрались. Они шагали нетвердой походкой, глупо посмеиваясь, и, споткнувшись, едва не упали на столик, за которым сидели солдаты. Делая вид, что не замечают сердитых взглядов, они, выпрямившись, зашагали по мраморным ступенькам на улицу.

По дороге домой они заметили толпу, собравшуюся посмотреть на то, как астрономические часы пробьют четыре. Эти часы были установлены на городской площади более пятисот лет назад. Механическая астролябия следила за положением светил на небе. Четыре движущихся круга отражали путь Солнца, Луны и знаков зодиака.

Когда часы забили, два окошка над башенкой открылись и показались, сменяя друг друга, маленькие деревянные статуи-автоматы двенадцати апостолов. Под ними четыре фигуры по бокам часовой башни воплощали самые презренные человеческие пороки и несчастья. Справа Смерть, скелет, звонящий в колокольчик, стояла рядом с мусульманским воином, олицетворяющим Похоть. По другую сторону от циферблата часов виднелись Тщеславие в образе человека, любующегося собственным отражением в зеркале, и Скупость в образе крючконосого еврея, трясущего в руке мешочек с золотом.

Внизу, на мощенной булыжником улице, теснимый со всех сторон толпой, Ян, разглядывая механическую процессию, криво усмехнулся и указал рукой на Тщеславие и Скупость.

– Мне кажется, мы стали их легкой добычей.

– Кого конкретно? Тебя поразило Тщеславие или Жадный Еврей?

– Не заставляй меня делать выбор, Аркадий, особенно в столь поздний час.