Вскоре все листья опадут и станут шелестеть под ногами. Они будут гнить, а спустя несколько дней выпадет снег и покроет их скрипучей чистой белизной. К тому времени он уже окажется в Польше. Вместе с другими арестованными его загонят в поезд на тихой пригородной станции Бубны. Спешащие на работу жители пригорода молча проводят безучастными взглядами Аркадия, пока его вместе с другими будут загонять в вагон для перевозки скота… Но прежде выбитые двери треснули и упали. На него обрушился град ударов. Окровавленного, его вытащили из квартиры… Он найдет себя в двух местах одновременно – на холодных мраморных ступенях лестницы дома в Праге и на бетонном полу барака в Аушвице. Сапоги стучат по камню. Руки хватают и терзают его. Он поймет, конечно, что Ян был прав, всегда был прав: листья прекраснее всего тогда, когда падают.
Глава шестая
Адам не мог удержаться на месте. Он присел за свой стол, несколько секунд тупо разглядывал компьютерный экран невидящими глазами, но затем вновь вскочил на ноги. Таким взвинченным, самокритичным и неукротимым Адам стал с той минуты, как узнал о диагнозе деда. Казалось, что все, случившееся прежде, являлось лишь первой частью истории, а теперь начинается вторая ее часть: период тяжелого труда и альтруизма, который закончится только тогда, когда, придя однажды на работу, он поймет, что его жизнь окончена.
Он начнет возрождение компании с увольнения половины персонала. Чтобы вырасти, надо сначала урезать, стать кровью и костями, над которыми цветут розы, вулканом, извергающим лаву и пепел, из которого родились зеленые плодородные поля Гавайских островов. Среди работников компании, трудившихся в ней не один десяток лет, Адам встречал таких, в чьей полезности он всерьез сомневался. Например, в компании числилась буфетчица, нанятая еще в семидесятые. Она рожала и растила детей, пережила два брака, но до сих пор как бы работала в «Митти и Саре». Гребаная буфетчица! Выбросить ее из гребаной двери на улицу!
По правде говоря, он немного устал. Только за последние недели, которые Тесс провела в больнице рядом с Аркадием, Адам осознал, как много жена трудилась, чтобы держать компанию на плаву. Помимо своих прямых финансовых обязанностей и работы с кадровыми ресурсами, Тесс занималась всем: организацией торжеств и всевозможных мероприятий, увеличением количества упоминаний в СМИ, поддержанием сайта в рабочем состоянии, сочинением детских книжек из серии «Митти и Сара», которые выходили на каждое Рождество.
Бесконечная, бессмысленная бумажная работа! Наконец он добрался до аудита накладных расходов компании. Начинать надо было с переизбытка залежалых товаров. Снова усевшись за стол, Адам принялся за дело. Оказалось, что он просто не в состоянии сосредоточиться на рядах и колонках цифр, поэтому, закрыв папку с документами, Адам пошел на склад и забрался в Детсад.
Детсадом на их жаргоне называлось место, где хранились изделия, снятые с продажи. Здесь собирали нераспроданные товары, изделия с незначительными фабричными дефектами, а также товары, поврежденные водой или огнем. Все это громоздилось на трехъярусных платформах. Последние поступления были сложены в полуоткрытых ящиках на самом верху. В первый раз, когда Кейд увидел разбросанные повсюду игрушки, торчащие из оберточной бумаги, мальчик заявил, что здесь все как в его детском саде, только намного лучше. Название прижилось. Теперь, когда Тесс рядом не было и ему приходилось приглядывать за сыном, Адам посылал Кейда играть в Детсад.
Взобравшись на платформу, он принялся бродить в лабиринте ящиков с игрушками. Взгляд его скользил по запыленным рядам устаревшей, недостаточно качественной продукции под товарным знаком «Митти и Сары». Адам подумал о том, что вот уже на протяжении пяти лет почти каждый день проходит мимо этих ящиков и коробок, но ни разу не поинтересовался, что в них лежит. Добравшись до нижнего ящика, он достал и открыл картонную коробку, в которой оказался классический пластиковый коврик от «Митти и Сары». Такие коврики были популярными в начале девяностых. На его поверхность было нанесено изображение идеализированной европейской деревушки. Родители могли его расстелить, позволить детям на нем играть, а затем вынести во двор и сполоснуть из шланга. В свое время коврик был ходовым товаром, но теперь их почти не покупали, и тысячи коробок пылились на складе.
Адам вздохнул, пытаясь разобраться в водовороте собственных мыслей. Там была и гордость за то, что он создал, и раздражение на мир, который утрачивал интерес к продаваемым ими игрушкам, гнев на некомпетентность сотрудников, доведших дело до стагнации, и зудящее подозрение, что он сам в этом может быть виноват.