Кукольный домик (СИ)

Вот если бы я мог предвидеть это, как предвидел некоторые события Безымянный. Вот если бы у меня были силы контролировать ход событий, а не быть сторонним наблюдателем. Вот если бы я узнал… А может это как раз то, что хотел мне сказать когда-то Марсенас, а я ляпнул, что всё знаю? А может быть это то, что я пропустил при разговоре с Радей, когда ушёл спасать семью от волков? А может быть это что-то, что я не услышал на улицах Аннуриена, не предал значения?

На эти мысли ушло непозволительных 3 минуты.

Я сосредоточился, вдохнул, выдохнул, представил себя со стороны, сидящего скрючившись и качающегося взад-вперёд, приказал себе остановиться, замер. Сердце принялось стучать реже, хоть и с той же силой. В мыслях постепенно появился луч света, разгоняя тучи, выжигая собравшееся тёмное болото. Усилием воли я заставил себя успокоиться.

Я проиграл. Это очевидный факт и первый шаг — принять это и понять, что всё, что мне осталось — это не потерять оставшееся, а в моём положении это более чем реально.

Тринадцать предсмертных криков: некоторые меня умоляли, некоторые проклинали. Тринадцать отнятых жизней. 8 людей и 5 низушков. Среди прочих Баргур Гандабиджоба — мой человек из Андремуэрмара. Их уже не вернёшь.

Надавить на Радю, чтобы она сама разбиралась со своеволием Кинура? Но как, если фактически всё согласно существующему законодательству? Переврать, перевернуть, как сделал только что? Напомнить о необходимости вынесения приговора? Только это никак не вернёт мне моих верующих, которые не спешат обратно в меня начинать верить.

Я замер, взгляд устремился в себя, время привычно растянулось, а сознание принялось выдавать идею за идеей.

Обратиться в Беллатора и прийти в Анатор, чтобы покарать Кинура за своенравие и неугоду верховному богу? Как Беллатор выглядит? В голове всплыл образ рыцаря в белоснежных доспехах с сияющим лазурью мечом в руках и лазурными сполохами силы за плечами. Аэльи же ожидают увидеть скорее ангела с мечом в белоснежных одеждах и с крыльями за плечами. Если среди аэльев будут историки, они поймут подвох. Если среди аэльев будут маги, они так же поймут подвох, ведь моя магия не идеальна. Да и какой смысл Беллатору останавливать своих служителей от казни тех, кто поклоняется демону, сиречь мне?

Если доработать план, наложить не иллюзию, а галлюцинацию, то можно предстать в двух образах сразу, но сколько будет свидетелей такого пришествия? План, если честно, пока выглядит сомнительным.

А что, собственно, сейчас будет? Меня поведут на суд, в котором я выкручусь, оправдаюсь, что я не демон. Но под удар попали верящие в меня как в Хранителя Аленоя, прежде всего они будут сосланы на рудники только за то, что верят в меня. Что же получается, я — Хранитель Заключённых? Впрочем может и не так плохо. Вопрос в том, будут ли после этого в меня верить?

Ответ — нет. Я бы не стал доверять богу, из-за которого я начинаю занимать низшее положение в обществе.

Аэльи всё ещё плакали и причитали. Особенно те семеро, которых нужно было казнить. Рыцари выдвинулись во всех направлениях из всех деревень в одно и то же время. Вот же Кинур, всё продумал!

А ежели просто отбить своих? Тех, кто ближе к Эрлоэну и рудникам я отобью сам, для других будет больше времени. Это, конечно, противостояние с серьёзным противником и серьёзными последствиями, зато как вариант удастся захватить власть над всем Аленоем и избавиться от заносчивого Кинура, который, видя во мне помеху к собственному восхождению к власти, пытается меня всеми силами изжить. Или это не он? Или виной всему всё же тот высокомерный алхимик по имени Микель?

Я сидел и взгляд мой всё ещё направлен был вглубь меня — решения проблемы не было, а ведь что-то вертелось на самом краешке моего сознания. Будто как с демоном в пустыне — одной стрелой в глаз решить исход всей битвы. Будто как с суккубой в крепости, когда один командный удар избавил всех от проблем. Ну почти. Однако сейчас передо мной были не демоны, а низушки, люди и эльфы. И закон, который играл против меня.

— Эдмунд де мон Саро —

Женщина сидела на земле, рыдая в голос. Она держала на коленях голову ребёнка с мертвым лицом и открытыми, устремлёнными в пустоту глазами. Глаза его были широко раскрыты, губы скривились в гримасе ужаса, в таком состоянии. В котором он встретил смерть, он и остался. Женщина раскачивалась взад и вперёд, постоянно причитая.

— Поднимай её, — бросил сэр Вильгельм, обращаясь к Эдмунду.

Тот посмотрел на своего командира с укором.

— Не стоит притворяться, что тебе до них есть дело. У нас приказ. Поднимай её и заковывай в цепь.

— Сэр Вильгельм, женщина только что потеряла сына, нужно дать её похоронить ребёнка.

— Как тебя зовут? — спросил Вильгельм у несчастной.

— Ы-ы, — протянула женщина и икнула. — Вы изверги!

— Отвечай на вопрос, — навис он над ней. Эдмунд боялся, что ещё немного, и сэр Вильгельм опустится до рукоприкладства.

— Камилла, великодушный сэр, — сдерживая всхлипы отозвалась женщина.

— Камилла, у тебя есть муж?

Она захлопала глазами, быстро закивала.