— Конечно, конечно, вот только…
Ингустин положил листок на стол и принялся тщательно его разглаживать сначала одним кулаком, затем другим. Увы, мало что изменилось — линии предыдущих изгибов да изломов никуда не девались и волшебным образом не исчезали.
— Сейчас мы либо горько посмеемся над свой глупостью, либо станем свидетелями…
— Чего свидетелями? — Ри несколько раз хлопнула ресницами, изображая эпицентр всего существующего любопытства.
— Может, должно пройти какое-то время? Клею надо высохнуть… — Ин закрыл книгу, а ее буквы на перламутровой обложке вдруг сверкнули. — Ого, это неспроста.
Когда же книга оказалась повторно открытой, Риатта тихонько взвизгнула и ухватилась пальцами за рукав его рубашки. На белых полях появились строчки текста: излишне напыщенные буквы витиевато тянулись друг за другом, хором слагая слова, которые, в свою очередь, соединялись в предложения. Это не почерк Авилекса — однозначно, изящный готический шрифт с пикообразными взлетами, волнисто закрученными концами и легким наклоном вправо, везде строго пропорциональным, выглядел совершенством каллиграфического искусства. Так изящно на поляне не умел писать никто, даже художница Анфиона. Ингустин задумчиво потер свою оплавленную часть шеи, долго ничего не говорил, затем еще раз поблагодарил гостью:
— Спасибо огромное, Ри! Я уж потерял надежду, если быть до конца откровенным.
— Ну, почитай, почитай! Что там? Это же так интересно!
— Ри, тебя не затруднит еще одна любезность? Собери всех на поляне, пожалуйста. Так будет правильнее.
— Конечно, конечно! — она со скоростью ветра выбежала из хижины, оставив дверь недоуменно распахнутой.
К концу ароматного часа передвижные пни в центре поляны уже были расставлены аккуратными рядами, куклы расселись на них, перешептываясь между собою. Новость молниеносно облетела весь периметр Восемнадцатиугольника, в следствие чего все неотложные дела в списках невыполненных дел мигом оказались где-то на десятом месте. Стрелки на мраморной экспоненте неустанно отмеряли ход времени, и никакие шаловливые ветра не в состоянии были этому помешать.
— Гимземин опять не придет? — спросил Ингустин, крепко зажав свою драгоценную книгу подмышкой.
— Я хотела его позвать, — сказала Винцела, поправляя платье, — но вы ведь знаете, что это бесполезно.
— Читай, не тяни уже, — Леафани деловито переплела руки на груди, — все кому надо здесь.
Звездочет обособленно стоял в стороне, так и не присев ни на один из любезно расставленных пней. Что за манера вечно выделяться среди остальных? Некоторых это начинало потихоньку раздражать. Ингустин открыл первую страницу, только сейчас заметив необычный розовый цвет шрифта. Впрочем, стоп… стоило слегка наклонить книгу в сторону востока, как буквы вдруг стали фиолетовыми, а если наклон шел на запад — то они делались голубыми. Свечи на горизонтах каким-то образом влияют на них? Весело, конечно… но не суть. Более того, строчки казались не написанными прямо на листах, а словно висящими в воздухе. На сегодняшнее утро Ин успел уже утомиться от чудес, поэтому спокойно принялся за чтение, следя за интонацией. Да, интонацию он считал важнейшей составляющей любого рассказа:
После первых двух предложений, Ингустин оторвался от книги, спросив у остальных:
— Что такое «канзасская степь» кто-нибудь знает?
Ханниол нахмурил брови, потирая свой лоб: что-то знакомое вертелось в голове, но дырявая память в очередной раз подводила. На помощь пришел Авилекс:
— Это местность, которая находится отсюда бесконечно далеко. Читай дальше.