В хижину Раюла после тех трагических событий так никто больше и не заглядывал. Она скорбно стояла с закрытой дверью в одной из вершин Восемнадцатиугольника. Ханниол, проходя мимо, остановился, призадумался… Возникла даже дикая мысль постучаться, и от нее сделалось как-то не по себе. Но он все же открыл дверь да осторожно посмотрел внутрь. Кровать так и оставалась незаправленной: одеяло сбилось комком, подушка с кривыми углами валялась как попало. На столе кружка с недопитым чаем, на полу две или три пары ботинок, также разгильдяйски разбросанных по углам. А на полке лежал альбом с его рисунками. Да, он тоже пытался рисовать, но до Анфионы ему было далеко: имелось лишь несколько грубых, нелепых натюрмортов, и то не доведенных до ума. Акварели да красок у него никогда не водилось, а тусклые цветные карандаши, веером торчащие из стакана, не могли передать напыщенных цветов реальности.
Тут он увидел Астемиду: она сидела на пеньке, положив голову на ладонь и смотрела куда-то вдаль. Ее коса плетеной стрелкой тянулась по спине. Он несмело подошел ближе, взял свободный пенек и поставил рядом. Присел:
— О чем мечтаешь?
Она глянула на него лишь вскользь, равнодушно зевнула, затем приняла ту же позу:
— Думаю покинуть Сингулярность да жить где-нибудь в другом месте. Скучно тут стало. И Геммы больше нет.
— А как же я?
Асти фыркнула:
— Если не хочешь действовать мне на нервы, просто сиди тихо. Твое молчание — покой моим ушам.
Ханниол слегка обиделся на такие слова, но просьбу выполнил, надолго замолчав. Потом в своих тихих размышлениях он вдруг вспомнил о чем-то далеком и совершенно нереальном…
— А ты не забыла, как мы с тобой целовались?
— Чего-чего?? — Асти не сразу сообразила, что он имеет в виду, стрельнув в его сторону возмущенным взглядом. Кристаллики янтаря злобно сверкнули. Но потом ее лицо изменилось, погрузившись в задумчивость, смутные воспоминания колыхнули запыленные слои памяти. — Ах, вон ты о чем… Вздор! Все это было простое наваждение. Выкинь из головы.
— Не получается.
— Я же выкинула.
Еще немного помолчали. Ханниол украдкой поглядывал на ее лицо, и от такой близости его чувства взволнованно трепетали. На этот вздернутый кончик носа он готов был смотреть долгими часами…
— А ты помнишь сложные механизмы, летающие по небу?
— Да ничего я не помню, отстань!
Астемида не выдержала, резко поднялась да куда-то удалилась. Хан лишь снова удрученно вздохнул.
Когда наступала ночь, все куклы ворочались в своих кроватях, погруженные в фантомные сновидения. Сумерки обладали собственными красками с богатой палитрой серого и темного. От хижин оставались лишь их очертания, зато на небе россыпь звезд сияла праздничным салютом, застывшим во времени. Авилекс всегда по ночам переодевался в свой маскарадный синий плащ с криво наклеенными звездочками из фольги. Остроконечный колпак прилагался как шутовское дополнение к облику. Зачем он это делал — загадка. Ведь все равно его сейчас никто не видит. Он тщательнейшим образом пересчитывал все звезды от горизонта до горизонта, потом записывал их количество в свою пухлую, раздутую от ненужной информации, тетрадь. Спать же он ложился лишь в тревожный час, а иногда и в час кошмаров.
На следующий день произошло одно событие: для кого-то пустяковое, для кого-то довольно интересное, а для Исмирала — первейшей степени важности. Его очередная ракета была наконец достроена. Она смотрела своей заостренной вершиной в белое ядро неба, ее несколько стеклянных иллюминаторов для кругового обзора поблескивали отраженным светом. Гнутые доски, из которых сделана обшивка, так тщательно были подогнаны друг к другу, что даже маленькой щелки меж ними не наблюдалось. Ракета была покрашена серебристой краской, а ее крылообразные хвосты, на которых она стояла, Исмир решил сделать абсолютно черными. В баки уже до отказа залита агрессивная вода, ожидая включения стартовых насосов.