Кукум

Ветер дул в нашу сторону – и она нас не почуяла.

– Муш.

– Муш?

– Муш, – повторил он, показав на лосей.

Я снова произнесла это округлое слово, покатав его во рту, пока малыш по-прежнему скакал в воде, а мать с тревожным вниманием следила за его прыжками.

– Муш, – снова сказал Томас, – это вкусно.

– Не знаю, смогла бы я выстрелить в лося, Томас. Тем более что это мать с малышом.

Томас шумно выдохнул, воздев глаза к небесам, потом его взгляд снова остановился на лосях.

– Жертвуя своей жизнью, муш позволяет жить охотнику. Нужно быть ему благодарными. Уважать такую жертву.

Я пришла из того мира, где всерьез полагали, что сын человеческий, созданный по образу и подобию Божьему, царит на вершине жизненной пирамиды. Природу, дарованную ему, следует укрощать. Здесь я столкнулась с новым порядком вещей, где все живые существа были равными и где человек был ничуть не выше никого другого.

Мама-лосиха фыркнула, и малыш выскочил из реки. Кончилось время для игр. Оба животных осторожными шагами вернулись в безопасные кустарники. Снова мы остались наедине с Перибонкой. Наши легкие наполнил свежий сосновый воздух, а вокруг нас одновременно стучали тысячи сердец всех размеров и форм. _p

Пилёу [2]

На следующий день мы снова охотились. На сей раз пошли к югу, к подножью горы. Томас убил куропатку. Немного погодя и я тоже попытала удачу. Крупная птица напала на нас, стараясь увести подальше от своего гнезда. Я вскинула ружье, надо было стрелять, но я заколебалась, и пуля пролетела мимо.

Вечером мы приготовили ужин и съели его на берегу, любуясь тем, как солнце садится за поседевшие вершины гор. В палатке, растянувшись на нашем ложе, я вспомнила, как на меня набросилась куропатка. Надо было выстрелить мгновенно, а я стала долго прицеливаться, вот и упустила время. Убаюканная спокойным дыханием Томаса, я снова прокручивала эту сцену перед внутренним взором. Когда я наконец заснула, куропатка все еще улетала прочь.

А следующее утро – уже третье на той стоянке, – мы снова попытали удачу на берегу маленькой речушки. Два дня отдыха позволили мне восстановить силы, и я чувствовала себя лучше. Мы продвигались, слыша то там то сям крики животных, но никого не видели – словно они разбегались от нас. Около трех часов мы прошли, не встретив кругом ни одной живой души. Томас не раскрывал рта, я тоже молчала, вслушиваясь в недовольный гомон окружающей природы.

Добравшись до небольшого водопада, мы перешли речку вброд по камням, поросшим мхом. Я старалась идти как можно тише, но, как ни пыталась, у меня не получалось перенимать медленную, как будто небрежную походку Томаса. Ноги соскальзывали с камней, ветви хлестали по лицу. Благодаря мне весь лес знал, что мы здесь.

Мы возвращались с охоты с пустыми сумками, и я чувствовала, что сама в этом виновата.

После пятичасовой вылазки мы подошли к стоянке, и тут вдруг между деревьев мелькнула куропатка. Уверенная, что опять промахнусь, я бросила быстрый взгляд на Томаса, но он даже не пошевелился. Тогда я прижала свой винчестер вплотную к щеке, прицелилась, мысленно очертив линию перед улетавшей добычей, и нажала на спусковой крючок. Выстрел почти оглушил меня, а пуля сразила птицу прямо в полете.

Пульс мой резко участился, но я все еще стояла как будто парализованная, по-прежнему целясь из ружья туда, где за мгновение до того пролетала куропатка. Томас положил руку мне на плечо. Потом сходил и принес мой трофей – неплохую по размерам добычу, жирнее всех, кого нам удавалось добыть в предыдущие дни. Я почувствовала, как меня всю охватывает какая-то подростковая гордыня. Да что там говорить – ведь я и была тогда еще подростком.

Мы пришли на стоянку и приготовили дичь. На сей раз Томас ее сварил.

– Надо готовить по-разному, – объяснил он. – Здесь часто едят одно и то же.

Мне нравилась эта улыбка, освещавшая его лицо, часто бывавшее хмурым.

– Завтра двинемся. Впереди еще долгий путь.

Я спросила сама себя: сколько времени мы бы еще оставались на той стоянке, не убей я ту куропатку. Полагаю, столько, сколько было нужно.

Наши тела сплелись под пристальным взглядом луны, и эхо любовных криков еще долго звучало, теряясь между деревьями. Это желание внизу живота, потребность в его ласках, не ослабевало никогда. Даже сегодня, хотя я всего лишь немощная старуха, оно так же сильно живет во мне. Наедине только с Пекуаками, как сейчас, я закрываю глаза, вдыхаю северо-восточный ветер и снова чувствую его внутри. Этот огонь – все, что мне остается от него, скоро он угаснет вместе со мной – и это печалит меня.

Опасные перевалы (пасс-данжерёз)

Каждый взмах весла уносил меня все дальше от прежней жизни и все явственнее приближал к жизни иной. Я, привыкшая болтать без умолку, училась слушать этот новый и древний мир и сливаться с ним.

Река Перибонка почти по прямой течет на север. Красные и желтые листья цветными пятнами ложатся на окружающую ее оправу из зелени. Когда температура становится ниже, вода мало-помалу приобретает оттенок глубокой синевы.