Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы

Через день платформы не появились вовсе, и мы только и делали, что возвращали въездную плату и отбивались от требований оплатить расход бензина.

Не появились они и на следующий день, и на третий день, так что нам оставалось лишь произвести генеральную уборку Уэстуича. В общем, если не считать приобретенной городом печальной славы, которую предстояло изживать годами, вся эта история была теперь позади.

Так мы, по крайней мере, считали. Но Джимми утверждал, что это заблуждение. Он был уверен, что они лишь подработали фактор видимости — из-за него и вышла вся неприятность, — и теперь, верно, снова разъезжают по нашему и другим городам.

Что ж, возможно, он прав. Кто поручится, что этот Пооли или какой-нибудь его преемник не устраивает сейчас увеселительные экскурсии по всему белому свету и по всей истории вдоль и поперек? Но мы их не видим и, поскольку они скрыты от нас, не больно тревожимся.

Так или иначе, мы, как могли, справились с Пооли. Правда, для этого пришлось пойти на крайние меры. Даже настоятель храма Всех Святых понял это, оттого, без сомнения, и начал свою благодарственную проповедь словами: «Беспримерно и поразительно, братья, действие пошлости…»

Поскольку все уладилось, я нашел наконец время навестить Сэлли. Она была веселей, чем в последние дни, и поэтому еще привлекательней. Кажется, она тоже была рада меня видеть.

— Привет, Джерри, — сказала она. — Я только что читала в газете, как мы обязаны тебе тем, что избавились от них. Нет, право, ты молодец!

Еще недавно я, верно бы, растаял от этих слов, но сейчас во мне словно что-то замкнулось. Я то и дело вспоминал ее с близнецами на руках и ломал себе голову, как они там очутились.

— Ничего особенного, дорогая, — ответил я сдержанно. — Любой бы придумал.

— Возможно. Только люди почему-то другого мнения. Знаешь, Джерри, что я сегодня слышала? Они хотят просить тебя баллотироваться в Городской совет.

— Меня — в совет? Вот комедия… — начал было я и замолк. — Но если… Значит, тогда меня станут называть советником, да?

— Ну, наверно, — ответила она, с удивлением глядя на меня.

Кажется, все начало проясняться.

— Сэлли, дорогая… любимая… Я давно собирался сказать тебе одну вещь… — забормотал я.

Хроноклазм

Первая весть о Тавии осталась практически незамеченной. Престарелый, совершенно незнакомый джентльмен подошел ко мне как-то утром на Плитон-Хай-стрит. Он приподнял шляпу, чуть поклонился, так что даже показалось на миг, что он иностранец, затем вежливо представился:

— Меня зовут Дональд Гоби. Доктор Гоби. Буду очень признателен, сэр Джеральд, если вы уделите мне несколько минут вашего времени. Извините, что беспокою вас, но мое дело отличается некоторой срочностью и существенной важностью.

Я внимательно посмотрел на него и ответил:

— Думаю, что здесь какая-то ошибка. У меня нет никакого титула, тем более рыцарского звания.

Похоже, он смутился.

— Неужели. Извините. Такое сходство! Я практически был уверен, что вы сэр Джеральд Латтери.

Теперь уже мне стало неловко.

— Меня действительно зовут Джеральд Латтери, — согласился я, — но «мистер», а не «сэр».

Он немного замешкался, недоумевая.

— Боже мой! Ну конечно. Как глупо с моей стороны. Мы можем, — он осмотрелся, — можем пойти куда-нибудь, чтобы переговорить с глазу на глаз?

Я засомневался, но быстро взял себя в руки. Очевидно, что это был образованный и благовоспитанный джентльмен. Возможно, даже юрист. И конечно, не мошенник или кто-либо из подобного рода людей. Мы стояли рядом с «Быком», поэтому я повел его в бар. К счастью, там практически никого не было. Он отказался от выпивки, и мы чинно сели за столик.

— Итак, что вас беспокоит, доктор Гоби? — спросил я.

Он помолчал, явно испытывая определенную неловкость. Затем начал говорить, задыхаясь от волнения:

— Это касается Тавии, сэр Джеральд… то есть мистер Латтери. Думаю, что вы, возможно, не отдаете себе отчет, к каким последствиям может привести вся эта ситуация. Ответственность лежит не только на мне, вы же понимаете, хотя это все меня очень тревожит… Важно, что результаты могут оказаться совершенно непредсказуемыми. Она действительно должна вернуться, прежде чем будет причинен значительный, необратимый вред. Должна, мистер Латтери!

Я внимательно наблюдал за ним. Его искренность была совершенно неподдельной, а смятение, несомненно, подлинным.

— Но, доктор Гоби… — начал я.

— Понимаю, что она может значить для вас, сэр, однако я умоляю вас убедить ее. Не только ради меня и ради ее семьи, но ради всеобщего блага. Ведь нужно быть очень осторожным, результаты самого незначительного поступка могут оказаться непоправимыми. Должен быть порядок, гармония; их просто необходимо сохранить. Одно лишь семя упадет не на свое место — и кто сможет сказать, что из него вырастет? Поэтому я заклинаю вас убедить ее…

Я прервал его, говоря предельно вежливо, так как, с чем бы это ни было связано, очевидно, он принимал все близко к сердцу.

— Одну минуту, доктор Гоби. Думаю, что здесь какая-то ошибка. Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

Он осекся. Выражение его лица стало совсем растерянным.