Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы

— Была, — тихо сказал доктор. — Сын Малкольм погиб во время заездов в Брукленде в 1927 году. Он не был женат. Дочь вышла замуж, однако детей у нее не было. Она погибла при налете на Лондон в сорок первом. Так все и закончилось. — Он медленно покачал головой.

— Примите мои соболезнования, — сказал Колин. Затем спросил: — У вас есть фотография вашей дочери?

— Она ведь принадлежит другому поколению, не имеющему никакого отношения к вашим поискам.

— Я понимаю, но тем не менее…

— Хорошо, когда мы вернемся в кабинет. Сейчас же я так и не услышал вашего мнения о моих умозаключениях.

— Они безупречны.

— Но вы все еще не склонны об этом говорить? А я бы на вашем месте не был столь упрям. И более того, ваш опыт не вызвал в вас чувства стыда или отвращения, иначе бы вы попытались так или иначе сублимировать его, однако со всей очевидностью вы этого не делаете. Поэтому весьма вероятно, что причиной вашего молчания является страх. Что-то заставляет вас бояться обсудить этот опыт. Как я могу понять, вы опасаетесь последствий не самого опыта, а лишь того, что вы о нем кому-то расскажете. Возможно, последствий для какого-то другого человека, но, скорее всего, последствий для самого себя…

На лице Колина не отражалось никаких эмоций. Затем он немного расслабился и откинулся на стуле. Впервые за это время он позволил себе улыбнуться.

— А вы умеете добиваться своего, доктор. Но, прошу прощения за замечание, делаете это тяжеловесно, как немцы. На самом деле все довольно просто. И сводится вот к чему. Если человек, любой человек, заявляет, что у него был некий опыт, выходящий за рамки обыденной жизни, окружающие сделают вывод, что он ненормальный. И в таком случае на этого человека нельзя будет положиться в той мере, в коей мы полагаемся на нормальных людей; а если его адекватность поставлена под сомнение, можно ли считать его благонадежным? Конечно, он может быть вполне благонадежен, но совершенно необоснованным будет решение предоставлять руководящие полномочия человеку, доверие к которому подорвано. Поэтому лучше быть в безопасности. Так что он держит язык за зубами. Его неспособность сделать ожидаемый шаг не останется незамеченной. Небольшая тучка сомнения и риска начинает сгущаться над ним. Она слишком эфемерна, слишком незначительна, но отбрасывает уже никуда не исчезающую тень.

По-моему, «нормального человека» вообще не существует, однако есть общераспространенное ощущение, каким он должен быть. В любой организации существует определенный тип человека, которого мы хотим здесь видеть. Этот человек и будет считаться нормальным, лишь бы только выполнял свои обязанности. Поэтому каждый, кто пытается в той или иной степени соответствовать этим принципам, — и есть человек организации. А любой, в ком заметно хотя бы малейшее отклонение от этого типа, будь то в обществе или в своей частной жизни, рискует своей карьерой. И как вы правильно заметили, я опасаюсь тех последствий, которые могут повредить мне. Все настолько, как я уже сказал, просто.

— Конечно, — согласился доктор. — Но вы нисколько не потрудились скрыть последствия вашего приобретенного опыта — поиски Оттилии Хэршом.

— А мне и не нужно. Разве «молодой человек ищет девушку» — это не самое что ни на есть ободряюще нормальное поведение, что только можно вообразить? Я выдумал обстоятельства, которые весьма удовлетворили моих заинтересованных друзей и даже нескольких Хэршомов.

— Да, могу заметить, что никто из них не увидел «совпадения» в сочетании имени «Оттилия» и фамилии «Хэршом». Никто, кроме меня.

Он подождал, не сделает ли Колин Трэффорд какое-либо замечание. Но так как тот все молчал, продолжил:

— Смотрите, мой мальчик. Это дело легло на вас непомерным грузом. Оно съедает вас изнутри. Здесь нас только двое. Я никак не связан с вашей компанией. Моя профессия уже должна быть достаточным основанием верить, что я ничего никому не расскажу, но я могу дать особые гарантии, если вы потребуете. Вам окажется очень полезным снять этот груз с плеч. А мне хотелось бы добраться до самой сути…

Однако Колин покачал головой:

— Не доберетесь, к сожалению. Даже если бы я все вам рассказал, вы бы лишь сильнее озадачились, как, впрочем, и я.

— Одна голова хорошо, а две лучше. Можем попробовать, — сказал доктор.

Колин раздумывал. Наконец он поднял свой взор и твердо посмотрел на доктора.

— Что ж, хорошо. Я пытался с этим справиться. Попытайтесь теперь и вы. Но сначала я хотел бы увидеть фотографию вашей дочери. Вы сделали ее, когда ей было около двадцати пяти?

Они вышли из-за стола и вернулись в кабинет. Доктор жестом пригласил Колина присесть, а затем прошел к угловому шкафу. Он вытащил небольшую стопку фотографий в рамках и начал их перебирать. Выбрал три из них, внимательно посмотрел на них, а затем передал гостю. Пока Колин изучал их, доктор налил бренди из графина.

Наконец Колин оторвался от снимков.