Кукушка

«Врёт, подумал Рутгер, не сводя с её затылка пристального взгляда. — Точно врёт. Задумывалась, факт...»

Вслух он ничего не сказал.

Пока они в сосредоточенном молчании обтирали скакунов, Рутгер подумал, что им обоим было бы неплохо научиться считаться с мнением друг друга.

— А те трое... — спросил он, — ну, дворяне, о которых ты сказала... что это были за люди?

— Были да сплыли. Забудь.

— С ними что-то случилось?

— Ничего хорошего, — ответила Зерги, орудуя скребницей. — Я их убила.

* * *

«Левой, правой, левой, правой... Умный в гору не пойдёт, умный гору... обойдёт...»

Тропинка была очень удобная для бега — ни хлещущих по глазам веток, свисающих сверху, ни корней, торчащих из земли: один неширокий ручей, как раз на полпути, и ровно столько спусков и подъёмов, чтобы по-здоровому устать и не измотаться. Идеальная дорожка для разминки по утрам и вечерам. Самое странное, что, несмотря на все годы или века без присмотра, она не заросла. Сюда исправно падали листва и хвоя, но молодая поросль не тронула утоптанную землю, только кое-где пробивались редкие травинки.

...Левой, правой, левой, правой, уверенно и ровно: два шага — вдох, два шага — выдох. Мышцы разогрелись, рубашка прилипла к спине, от сырого воздуха щекотно в носу. Деревья и кусты проносятся мимо, взгляд едва успевает выхватить отдельные подробности — распустившуюся ветку, прошлогоднее упавшее гнездо, торчащий из земли валун... Левой, правой, левой, правой...

Травник бежал по старому лесу.

Когда бежишь без определённой цели не для того, чтоб убежать или догнать, а просто так, для пользы тела, голова начинает работать как бы сама по себе. Глаза сами смотрят, куда направить бег, нога сама привычно нащупывает путь, и мысли возникают ниоткуда, бьются, вертятся внутри, как горох в погремушке, и так же в никуда пропадают. Если пропадают, конечно... А то бывает, что одна иль две застрянут, и тогда поневоле начнёшь раздумывать над ними, рискуя подвернуть ногу и грохнуться. В такие моменты лучше всего начать твердить какое-нибудь слово или имя или лучше — напевать какую-либо надоедливую песенку. Хотя случается, что вот такая «беговая» мысль оказывается важной.

«Левой, правой, левой, правой... Умный в гору... Яд и пламя, это не мысли, это какие-то кости в кузове...»

Жуга бежал налегке, меч брать не имело смысла: здесь по-прежнему не было зверей (по крайней мере, крупных), хотя откуда-то прилетели птицы. Всё подтверждало то, что вырваться отсюда можно, ведь если есть вход, значит, есть и выход. Летать, однако, травник не умел. Видно, правду говорят: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Сколько Телли и Высокий ни играли с травником в загадки, сколько ни предупреждали его об опасности, он по-прежнему пытался вырваться отсюда, но не видел выхода и оставался пленником. Порой накатывали видения — как остатки старого умения видеть мир, — накатывали и тут же пропадали. Да и были они мутными, нечёткими, развилок было слишком много. Жуга подумывал, не вырезать ли руны, вдруг что прояснится, только руки не дошли. Он обследовал все башни и подземные ходы, все закоулки старой цитадели, никакого выхода не нашёл и постепенно уверился, что ищет не там. В конце концов, элементарный здравый смысл подсказывал, что, если выхода нет внутри, есть смысл поискать его снаружи.

Однако и здесь его поджидала неудача. Зато как поиски в замке когда-то привели его в тренировочный зал, так и поиски в лесу открыли для него эту тропу, и теперь, разминки ради, травник утром и вечером бегал вокруг крепости. Бегал — и не мог избавиться от странного ощущения, будто старые деревья-башни меланхолично наблюдают за его пробежкой, смотрят ему в спину чёрными глазками бойниц и окошек. В мире людей он не придал бы этому значения, но в этом странном месте не так-то просто было разобраться, что на самом деле есть, а что — игра воображения. Так и сейчас. Он бежал, прислушивался к своим ощущениям и старался не думать, твердил старую пословицу. Прежняя лёгкость движений возвращалась медленно. Болела грудь, простреленная пулей, вновь напоминало раненное в юности колено. И всё равно после таких пробежек становилось легче и немного спокойнее.

«Левой, правой... Умный в гору... Кости в кузове... Лягушонка в коробчонке...»

Мысли упрямо и настырно лезли в голову.