Кукушка

Сусанна уже не спала, когда Жуга проснулся, просто тихо лежала у него за спиной и ждала. Тихо как мышка. В комнате царил холод, камин погас, но вдвоём под одеялом им было тепло и уютно. И всё равно травник проснулся внезапно — словно в голове у него зазвучала труба: он дёрнулся, сел, обернулся, несколько секунд непонимающим взглядом смотрел на девушку, потом виновато улыбнулся, встал и принялся одеваться. Сусанна ни о чём не стала его спрашивать — она уже привыкла, что в последнее время Жуга всегда просыпается, будто от пушечного выстрела, с гримасой боли на лице.

А «последнее время» — это было всё время, которое она его знала.

— Уходишь? — спросила она.

— Да, — бросил он через плечо. — Прости, мне нужно срочно бежать.

Он с головой зарылся в рясу и теперь разыскивал рукава. Из ворота показалась рыжая голова с выбритой тонзурой. Взгляды их встретились, и на губах травника снова проскользнула быстрая, чуть виноватая улыбка. Сусанна подтянула одеяло повыше и надула губки.

— Почему ты всегда так убегаешь? — недовольно спросила она.

— Видишь ли, малыш, — задумчиво сказал Жуга, — люди почему-то всегда умирают внезапно. Если б я не поспешил к тебе тогда, ты, может быть, тоже умерла бы.

— А другие люди для тебя тоже так важны?

— Не знаю… Да. Наверное, да.

— А женщины среди них есть?

Жуга вздохнул, шагнул к кровати, сел и тронул девушку за волосы.

— Малыш, — мягко сказал он, — давай не будем дуться. Я уже вышел из возраста, когда ругаются из-за пустяков. Есть женщины. И дети тоже есть. Не надо на меня за это обижаться. М-м?

— Угу, — ответила девочка, хотя и взгляд её, и тон, которым это было сказано, не сулили ничего хорошего. — Ты всегда так говоришь. Почему ты всё время уходишь от меня? Я для тебя ничего не значу?

Жуга отвернулся. Сусанна не видела его лица.

— Прости, малыш, — глухо сказал он, — но там умирают люди.

Он взял посох, распахнул дверь и шагнул через порог. Шагов по лестнице Сусанна не услышала.

Она бессильно швырнула подушкой в закрывшуюся дверь и зарылась лицом в перину. Потом она ещё немного полежала, глядя в потолок и теребя распущенные волосы, затем со вздохом встала и тоже принялась одеваться.

Вчера Жуга вернулся вдребезги измотанный, один, без Рутгера, в каком бы тот обличье ни пребывал. С него лило; он даже не нашёл в себе сил пойти в дом Герты и заночевал в корчме у «Пляшущего Лиса». Сусанна осталась с ним. В последнее время подобное происходило с ними всё чаще и чаще. Не сказать, чтобы Сусанну это радовало, хотя следовало признать, что в некотором роде она своего добилась. Тётушка Агата позволяла ночевать у неё бесплатно. Вообще, насколько девочка успела заметить, хозяйка корчмы относилась к страннику с непонятной смесью уважения и сострадания, будто в этих чувствах находила выход её нерастраченная материнская любовь. Со слов Жуги, Сусанна знала, что детей у Агаты не было — ни своих, ни приёмных.

Как будто прочтя её мысли, Агата постучалась и вошла.

— Спите? — спросила она.

— Нет.

— А где Жуга?

— Уже ушёл.

— Ах ты ж господи… — расстроилась Агата, подвинула к себе табурет, села и сложила руки на коленях. — А я и не видела. И не позавтракал?

— Нет. Он спешил куда-то. Он теперь всегда куда-то спешит.

Агата покачала головой. Сусанна тем временем кончила умываться, завязала юбку и стала укладывать волосы в чепец.

— Зря ты это затеяла, девонька, — вдруг произнесла Агата.

— Что затеяла, тётушка? — обернулась Сусанна.

— С травником. Не дело это.

Сусанна с вызовом вскинула белокурую головку.

— Я его люблю! — сказала она. И густо покраснела.

Агата снова покачала головой:

— Девочка моя, ты ещё совсем дитя. Ты даже не знаешь, что это такое — любить. А я этого парня знаю десять лет. Почти одиннадцать. Видала всех его зазноб, видала его всякого, и в мире, и в злобе… Конечно, ты ему по сердцу, но уж поверь мне — зря ты это затеваешь… У него сейчас такое помрачение: не помнит он себя. Меня не узнаёт, порою имя своё и то забывает, откликается на брата Якоба, а иногда и этого не помнит. Позовёшь его, а он сидит и смотрит на тебя, как сыч, и будто вспоминает. И про тебя такой же стал. Блаженный он, как есть блаженный. Но и то правда, что не мне судить вас… Не гляди так на меня: я ж с тобой не спорю, впрямь ведь — дело молодое: стерпится-слюбится… всяко может быть. — Тут Агата поморщилась, потёрла грудь и посмотрела на девушку снизу вверх. Во взгляде её была боль.

— Что-то худо мне, — пожаловалась она, — знобит. И сердце ноет. Не иначе, мой муженёк опять какую-нибудь дурь затеял. Непоседа, ох, непоседа… Шестой десяток уж разменял, а всё никак не угомонится.

— Да ну что вы, право слово, тётушка! — неловко попыталась утешить её Сусанна. — Наверное, просто так заныло… к дождю…